Стрельников смешал лекарство и подал Мэри, а потом внимательно наблюдал, как она пьет гадкую сладковатую жидкость большими глотками. И не морщится же!
Он вгляделся в бледное лицо жены и, вытерев ей лоб носовым платком, прошептал участливо:
– Бедная пьянчужка.
– Отвали, Стрельников, – незлобливо отмахнулась Маша, а потом уткнулась лицом ему в грудь и снова простонала:
– Ой, плохо мне!
– Маленький алконавтик, – Витольд заботливо погладил жену по голове и принялся легонько укачивать в своих объятиях.
– Вы хоть портрет нарисовали? – поинтересовался он, когда Мэри перестала стонать. – Или только самогонку глушили?
– Да, строго по Майкиному описанию, – пробормотала жена.
– Где он?
– В кабинете остался на столе, – вздохнула Маша, укладываясь на подушки.
– Пойду, посмотрю, а ты спи. – Он чмокнул ее в щеку и вышел, слабо надеясь увидеть хотя бы набросок.
Но посреди лакированного стола карельской березы одиноко белел альбомный лист. Витольд взял его в руки и обомлел. Злые черные глаза, кривая усмешка, исказившая рот, тонкий аристократический нос и высокие скулы. Человек, изображенный на портрете, казался опасным.
Но Стрельников весело рассмеялся и вместе с портретом вернулся на кухню.
– Это что такое? – грозно осведомился он у Евы, показывая рисунок.
– Усики, – ничуть не смутившись, заявила дочь и еще раз ткнула в длинные кривые линии, словно два веника, намалеванные шариковой ручкой под носом у «красавчика».
– Прям Семен Михайлович Буденный, – хмыкнула Агата и строго воззрилась на племянницу. – Ева …
Дочка обвела родственников серьезным взглядом и, вскарабкавшись ногами на диванчик, заявила громко:
– Мама сказала, это злой калоль! А у злых всегда усы!
– Тут и не поспоришь, – фыркнула мамОля, Агата согласилась, а Стрельников, забрав портрет злого короля, побрел к жене. Теперь явно придется все переделывать. Кому такую «красоту» покажешь? Несерьезно!
Но Мэри, увидев знакомый лист, села на кровати и задумчиво пробормотала:
– Я видела этого человека, Вит. Он, конечно, стал старше, и уже почти весь седой, и лицо в морщинах. Но это точно он, я не могла обознаться!
Глава 34. Часть 1.
– Где? – рыкнул Стрельников. – И когда?
– Он вчера днем к нам в офис заходил. Его Константин знает и, кажется, Анечка, но я не уверена.
Витольд заметался по комнате.
«Как же близко враг подобрался!» – с горечью осознал он. А вслух пробурчал неохотно:
– Пока этого мерзавца не найдем и не обезвредим, придется тебе дома посидеть.
– Да я никуда и не собираюсь, – пролепетала Маша и пожаловалась, будто извиняясь. – Нога болит. Агата повязку наложила, но все равно ступать больно.
– Раненый мой боец, – ласково пробормотал Стрельников.
Мэри положила ему голову на плечо и позвала тихонько:
– Вит…
Он посмотрел на нее внимательно. Задержал взгляд на глазах, полных страха и боли.
– Спасибо тебе, – прошелестела Маша одними губами и снова уткнулась лицом ему в грудь. Зашмыгала носом.
– Ты чего ревешь, мое сердечко? – насторожился Витольд.
– Люблю тебя, – плача призналась Маша. – Пытаюсь простить, а оно сразу не получается. Только ты не торопи меня. Я так боюсь… И страх этот не дает покоя, а вдруг ты опять меня бросишь и вернешься к своим подружкам.
– Нет, – отрезал Витольд. – Незачем слезы лить из-за этого. Я тебя не подведу. А знаешь, почему?
– А? – переспросила Маша.
– Я люблю тебя, – просипел Витольд и потянулся к жене с поцелуем. – Я тоже боюсь, Мэри, – прошептал он, прижимая ее к себе. – Очень боюсь тебя потерять.
– Я тоже, – пролепетала Маша, обвивая его шею руками.
– Не слушай Майку, не такой уж я плохой, – отчаянно попросил Стрельников.
– Наверное, глупо пить с любовницей брата и бранить мужиков, – устало вздохнула Маша. – Но мне полегчало, знаешь?
– Больше не пей, женский алкоголизм не лечится, – фыркнул Витольд и ущипнул жену за нос.
– Ах так? – Маша попыталась кинуть в мужа подушкой. Но Стрельников навалился сверху и закрыл ей рот поцелуем.
– А где Ева? – поинтересовалась Маша, когда смогла отдышаться.
– МамОля забрала к себе. Не оставлять же ребенка с матерью-пьяницей, – засмеялся Витольд и принялся раздевать жену.
– Стрельников, у меня нет сил, чтобы дать тебе отпор, – вскинулась Мэри.
– Вот и хорошо, мое сердечко, – прошептал Витольд. – Лежи спокойно, не буянь. А мне придется доказать тебе, что не все мужики сволочи.
Днюха! Чегевар не любил этот день, не считал праздником и никогда не отмечал, пока в его жизнь не впорхнула Анька – нахальная птица. Забралась в сердце, под кожу и в документы. Все интересовалась глупая женщина, есть ли у него жена и дети? Были когда-то. Но жена оформила развод сразу после приговора и следом лишила непутевого мужа родительских прав. Суд, свидетели, все дела. Только он сам не смог явиться на заседание – мотал очередной срок. Значит, ни семьи, ни детей. И в паспорте, выдаваемом государством каждые десять-пятнадцать лет, ничего не указано. А потом уже появилась Анечка. Замуж за него она не собиралась, да и он не предлагал, но и с женатым мужиком путаться не хотела. Принципы у нее, видите ли! Пришлось сунуть под нос ксиву.
– Убедилась? – пробурчал он тогда недовольно и протянул руку, чтобы забрать паспортину, но Анька помахала ею перед его носом и принялась демонстративно листать.
– Так у тебя скоро день рождения, Сенечка! – проворковала она. – Где отмечать будем?
С тех пор и повелось. Нет, близкие друзья знали, конечно, и приезжали без приглашения. Но никаких застолий и тостов. Арсений Петрович терпеть этого не мог. Зато Птица Говорун ввела традицию. Смешная баба, честное слово! Всегда стремится подарок хороший сделать. В глаза заглядывает – понравился или нет? Говорит, что любит. А он, старый дурак, верит. Ну, а как не верить, если такая роскошная женщина в любви признается, сына родила, да и на других мужиков не смотрит. И он любит, хотя временами сердится. На нее, на себя. Слабое место. Она и Павка. Плохо это. Очень. Но уже никуда не денешься и из песни слов не выкинешь. Да он и не собирается.
Арсений Петрович хмыкнул и отправился на поиски своей Птицы. Хорошо, хоть удалось их с Павликом перевезти к себе. Все время на глазах. Сын сразу уткнулся в стрелялку в интернете, а Анечка занялась подготовкой ко дню рождения. Хотя... курам на смех! Ну, кто придет? Кулик да Супер-кот. Может, в конце дня Батон, друг детства подтянется. Но неугомонная женщина самолично наготовила всяких суфле и тирамису и теперь после застолья, сославшись на усталость, удалилась в спальню. Чегевар отправился следом и залюбовался, глядя на Аньку, возлежавшую на кровати в красном шелковом неглиже: маечка на тонких лямках, из которой соблазнительно выступают крупные полушария, и шортики, чуть прикрывающие телеса.
– Красивая ты, Птица, – он огладил покатое бедро и примостился рядом, в ногах. Взял в руки ступню, все эти годы казавшуюся ему совершенной, провел большим пальцем от пятки к носку. И снова повторил:
– Красивая!
– Подарок хоть понравился?– лениво осведомилась Анька, приподнимаясь на локте. Россыпь рыжих волос упала на спину и грудь.
– Да, угодила, – улыбнулся он.
– Носить будешь или опять запрешь в своем хламовнике?
– Обещаю, – кивнул он и нежно коснулся губами пальцев ноги.
Анька снова откинулась на подушки, предвкушая незатейливые ласки. Но в этот момент у Чегевара в кармане зазвонил сотовый.
– А-а, – радостно запричитал он в трубку. – Иду-иду!– А потом, переведя взгляд на Аньку, хмыкнул, извиняясь: – Батон приехал, пойду я. Ты тоже выходи. Побалакаем.
Батон! Анька чуть не взвилась от бешенства. Сам Гурьянов пожаловал. Друг детства. Сколько раз она слышала рассказы о знакомстве двух совершенно разных мальчишек. Два мира – два кефира! И где познакомились – в бане! Подружились на долгие годы. Никаких официальных точек соприкосновения. Никто и никогда не догадается. Она нехотя встала, накинула сверху широкое льняное платье и, поправив прическу, пошла в столовую, приветствовать гостя. Но там никого не оказалось. Во дворе тоже. Анька, выглянув из окна кухни на задний двор, заметила дружков на веранде, примыкающей к зимнему саду. Можно было пройти через анфиладу комнат, как это сделали Чегевар и Гурьянов, но Анька решила сократить путь через Сенечкин кабинет. Но уже около распахнутой двери она замерла, понимая, что разговор явно не для ее ушей.
