И теперь, когда я нашла его? Он был гораздо лучше всего того, что я могла представить.
Он был гораздо больше всего того, о чём я могла бы мечтать.
Но самое главное, он был настоящим, и он был моим. Может быть, он был прав. Может быть, нам суждено было ругаться, перепираться и не соглашаться. Но каждое мгновение вместе было в сто раз лучше, чем не с ним. Я бы лучше приняла его властный, деспотичный, своевольный и упрямый характер, чем прожила хотя бы минуту без него.
Он уложил меня на кровать, наши исступленные поцелуи стали медленнее, после чего он стал двигаться по моему телу. Моя блузка осталась где-то рядом с кроватью, и я была практически полностью обнажена перед ним, оставшись в одном лифчике и трусиках.
Но я этого даже не осознавала. Я настолько отдалась этому ощущению его губ на моей коже, и тому, как он зубами захватывал мой сосок. Его пальцы исчезли внутри меня, приближая меня к самому пику ощущений, который мне так хотелось достигнуть.
Его губы застыли над моей грудью, и я издала дикий звук, который никогда не издавала ранее, сгорая от желания к этому мужчине. Его язык медленно прошёлся по моему соску, после чего Эзра обхватил его губами и втянул. Я вцепилась пальцами в простыню, чтобы удержать себя на его кровати, или на этой планете. Его пальцы делали что-то невообразимое внутри меня, усиливая удовольствие, пока моя спина не изогнулась, приподняв меня над кроватью, и я не перестала дышать, сгорая от желания.
Он посмотрел на меня, его взгляд был таким горячим, что, казалось, прожигал мою кожу. Он держал меня, я была уже на полпути к блаженству и была готова познать те ощущения, после которых уже не было дороги назад.
— Идеально, Молли. Ты идеальная, чёрт побери.
— Эзра.
Я не могла подобрать адекватных слов, чтобы ответить ему. Я чувствовала столько всего, я хотела сказать столько всего. В моей голове проносились тысячи мыслей, и в то же время моё тело изнемогало от желания, я хотела его, хотела ещё больше всего этого. В конце концов, я решилась на смелое признание, не понимая, откуда у меня столько мужества.
Я приложила свою руку туда, где билось его сердце, и прошептала:
— Это для меня навсегда. Ты для меня навсегда. Меня не интересуют твои деньги и твоя работа, ничего кроме тебя. Я хочу тебя и всё. Я хочу тебя навсегда.
Он постарался сглотнуть, глядя на меня. Мои слова всё ещё отражались у него в глазах, он едва мог говорить. И затем, неожиданно вспомнив, чем мы были заняты, он достал презерватив из ночного столика и продолжил начатое.
Он проник внутрь меня, и это было так правильно. Он был надо мной, мои ноги обвили его талию. Мы сплелись в горячий, отчаянный клубок эмоций и жгучего желания.
Я никогда не ощущала ничего более восхитительного и до боли прекрасного. Он держал меня, шептал сексуальные и милые вещи мне на ухо, и его тело двигалось в такт моему. Я потерялась в его словах, его прикосновениях. Этот мужчина был для меня всем.
Когда мы оба насытились, ослабевшие от изнеможения и любви, он прижал меня к своему телу и обхватил своими сильными и надежными руками.
— Я тут подумал, — проговорил он где-то в районе моего бешено стучащего сердца. — Теперь, когда ты безработная, я хочу предложить тебе должность, которая могла бы заинтересовать тебя.
— О Господи, — простонала я. — Ты серьёзно сейчас говоришь о работе?
Он рассмеялся, и всё его расслабленное тело завибрировало.
— Ты уже должна была понять, что я всё время говорю о работе.
— Ты маньяк.
— Специалист по социальным сетям в "ЭФБ Энтерпрайсес". И тебя ждёт повышение зарплаты.
— Ты даже не знаешь, чем я занимаюсь!
— Тогда тебе следует рассказать мне, чтобы я мог пообещать тебе это повышение.
Я повернулась в его объятиях, положив свою голову ему на грудь, и переплела свои ноги с его. Этот момент был совершенен. Это был такой момент, с которым я потом буду сравнивать все остальные моменты своей жизни.
— Что значит "Ф"?
Он сонно ответил.
— М–м–м?
— ЭФБ. Эзра... а дальше?
— Феликс. Эзра Феликс Батист.
Я приподнялась на руке, мои волосы упали вокруг его лица, точно занавеска.
— Я не собираюсь работать на тебя, Эзра Феликс Батист. Но я позволю тебе приготовить мне что-нибудь поесть.
Он сонно моргнул.
— Я заставлю тебя изменить своё мнение, — решительно сказал он. — Я всегда это делаю.
Я не ответила, потому что боялась, что он был прав.
Это был последний раз за эту ночь, когда мы говорили о работе. Он надел пижамные штаны и дал мне свою футболку, а это значило, что все безразмерные футболки из моего гардероба пора было сжечь. Я была словно Золушка, которая вдруг нашла футболку, которая ей подходила.
Мы спустились вниз в кухню, где он с нуля приготовил мне тосты и яичницу с беконом и голландским соусом. Несколько часов мы смеялись и разговаривали, узнавая друг о друге простые вещи, которые никогда бы нам не наскучили. И потом он опять отвёл меня в свою спальню, где он снова и снова занимался со мной любовью.
На следующее утро я проснулась в его объятиях и в его кровати с безумным и таким прекрасным ощущением, что я нашла своё "жили они долго и счастливо".
ГЛАВА 25
Месяц спустя, жарким субботним июньским утром я зашла в "Бьянку" так, как будто я ей владела. Конечно, это было не так, но поскольку я встречалась с владельцем, у меня были некоторые преимущества. "Бьянка", "Лилу", и даже "Сарита" и "Квинс" были мне очень знакомы. Я до сих пор не имела представления о том, что я там ела, но именно там я проводила большую часть своего времени.
В это утро мне оставалось сделать несколько завершающих штрихов на настенной фреске. Она наконец-то была закончена.
Никто не поприветствовал меня, когда я тихо проскользнула в ресторан и направилась прямо к своей работе, которая заняла у меня так много времени.
С одного конца стены до другого растянулся дым — он был лёгким, тёмным и волнующим. Я гордилась тем, как мне удалось изобразить все его завитки, добавить глубины и вдохнуть в него скрытый смысл. Слева я изобразила пару женских глаз, наполовину скрытых под серо-чёрной пеленой. Они были холодными, расчётливыми и грустными от невысказанного горя. Они совершенно точно принадлежали женщине, но также они были практически выцветшими, едва видимыми на фоне остальной сцены.
Через полметра от них были другие глаза — они были голодные, полные отчаянного желания вписаться и быть замеченными. Ещё через полметра была третья пара глаз, а потом ещё и ещё. Все они рассказывали печальные истории, пробуждающие чувство не проходящей печали, и оставляли тебя с ощущением чего-то недостающего, так как всё остальное не было прорисовано. Далеко справа можно было заметить ещё две пары глаз. Они были ближе друг к другу, чем все остальные. Наконец-то, надежда. Наконец-то, завершение. Они были ярче, чем все остальные, они должны были находиться именно там, связанные какой-то невидимой силой. А по краям всё кружилось и вздымалось, и это была самая завораживающая часть фрески.
Эзра был немного шокирован, когда увидел, что я изобразила историю его отношений на стене ресторана. И смущён. Но я уверила его, что только он знает секрет картины, для всех остальных это было только искусство.
В конце концов, он признался, что не может перестать смотреть на неё. Фреска делала именно то, что он от неё хотел — заполняла нелепое пространство в его ресторане и врезалась в память.
И это было не всё. В итоге я была довольна тем, как получились его глаза, как мне удалось нарисовать их.
Они были глубокие и загадочные, но также тёплые и добрые. Брови получились такими как надо, а ресницы были густыми и яркими. Это были глаза, в которые можно было влюбиться, если смотреть на них слишком часто.
Это были глаза, в которые я влюбилась.
