рукоятке своего пистолета. Он делает паузу, затем засовывает пистолет за пояс. Он скрещивает руки на груди, уставившись на меня затуманенным взглядом.
– Какой? – спрашивает он.
– Ну... может быть, подарок – это громко сказано. Больше похоже на предмет для обмена.
– Обмена на что?
– Камиллу Ривьеру.
Шульц раздраженно фыркает.
– Не делай вид, что тебе не плевать на нее. – говорит он.
– О, мне еще как не наплевать на нее, – тихо говорю я. – Камилла теперь моя. Ты больше не подойдешь к ней.
– Или что? – усмехается Шульц.
– Или в следующий раз, когда я вломлюсь сюда, ты проснешься от лезвия, перерезающего твои голосовые связки.
Ему это не нравится. Я вижу, как его правая рука снова тянется к пистолету.
Мне насрать. Я абсолютно серьезен. Это единственный шанс Шульца оставить Камиллу в покое. Я сделаю все возможное, чтобы защитить ее. Я бы уничтожил всю полицию Чикаго, если бы пришлось. Убил бы всех мужчин в этом городе, одного за другим.
Осознанно и медленно, чтобы он все правильно понял, я говорю ему:
– Не смотри на нее. Не разговаривай с ней. Не подходи к ней ближе, чем на сто футов. Она больше не твой информатор.
– О, да? – усмехается Шульц. – Тогда тебе лучше принести мне что-нибудь чертовски невероятное. Например, то, что ты вытащил из хранилища Рэймонда Пейджа. О да, я знаю, что это был ты. Пейдж тоже это знает. Он видел тебя на камере, когда вы с дочерью совершали небольшую экскурсию в его хранилище.
– Позвольте мне побеспокоиться о Рэймонде Пейдже, – говорю я.
Я держу в руках подарок, который принес для офицера Шульца. Это видеокассета с подписанной наклейкой. Он тупо смотрит на нее, как будто забыл об этом фрагменте технологической истории.
– Что это, черт возьми, такое? – спрашивает он.
– Это запись с камер наблюдения на бульваре Джеффри. Снято в ночь на 18 апреля.
Шульц бледнеет под румяным оттенком загара. Из-за этого он выглядит почти желтым. Все опьянение исчезает из его глаз, и они горят ярче, чем когда-либо.
– Это невозможно, – говорит он.
– Возможно, – говорю я. – Ее просто было трудно достать.
Шульц смотрит на мою руку, в которой я держу кассету. Он видит мои костяшки пальцев, распухшие почти вдвое по сравнению с нормальным размером, и покрытые ссадинами и синяками.
Он судорожно облизывает губы.
– Дай мне ее, – говорит он.
– Отдам, – говорю я ему. – Но сначала твое обещание. Ты оставишь Камиллу в покое.
– Да, – огрызается он.
– Навсегда.
– ДА!
Я протягиваю кассету. Он выхватывает ее у меня из рук, сжимая так, как будто это действительно один из золотых слитков из банка.
Он прищуривается, глядя на меня, говоря:
– Это ничего не меняет между нами.
– Очевидно, – говорю я.
Костяшки его пальцев побелели, и он почти дрожит от предвкушения. Он не может удержаться от вопроса:
– Что там показано?
– Выстрел был произведен внутри машины, а не снаружи. Твой отец был не один.
Его челюсть сжимается, как будто он уже подозревал это.
– Кто? – спрашивает он.
– Дэниел Броуди, – отвечаю я.
Шульц совершенно неподвижен, его глаза широко раскрыты и полны недоверия.
– Ты же знаешь, что они были партнерами, – говорю я.
Теперь Броуди возглавляет Отдел по борьбе с организованной преступностью – то есть является начальником Шульца. Он поднимал тост за Шульца всего пару часов назад в пабе.
Все это время Шульц сидел всего в паре столов от убийцы своего отца.
– Что ты будешь делать с этой информацией, зависит только от тебя, – говорю я ему. – Но я был бы очень осторожен. Отдел внутренних расследований тебе не друг. Твой отец доверял им – и посмотри, что с ним случилось.
Я пожимаю плечами, вставая со стула.
– Впрочем, это твое дело. Меня волнует только то, чтобы ты придерживался нашей сделки.
Он все еще стоит как вкопанный, парализованный бомбой, которую я сбросил ему на голову.
Он вообще не двигается, пока я прохожу мимо него, направляясь к входной двери.
27. Камилла
Я жду, пока Вик проснется, затем, слышу как он, спотыкаясь, идет на кухню, где я оставила ему подарок на столе. Я знаю, что он его увидел, когда слышу его возглас удивления.
Я высовываю голову из своей комнаты, уже ухмыляясь.
– Нравится? – спрашиваю я.
Я купила ему лучший микшерный пульт, который только можно купить за деньги. Я пообещала Неро, что не буду использовать деньги от ограбления банка на что-то броское – лишь на медицинские счета моего отца и колледж Вика. Но я подумала, что мы могли бы позволить себе небольшую роскошь так, чтобы никто этого не заметил.
– Ты шутишь, что ли? – говорит Вик, и его лицо озаряется радостью. – Он чертовски невероятный!
– Эй, положи четвертак в банку для ругательств, – говорит папа, шаркая из своей комнаты. Сегодня он выглядит не так уж ужасно, и это уже хорошо.
– Если бы ты применял это правило к Камилле, у нас был бы миллион долларов, – говорит Вик.
– Что? Моя малышка? – говорит папа, притворяясь шокированным.
– Я не знаю, о чем он говорит, – невинно говорю я.
Вик закатывает глаза, возвращая свое внимание к микшерному пульту. Он выглядит так, словно хочет поцеловать его.
– О-о-о, – говорит папа. – Я думаю, что Вик наконец-то влюбился.
Вик одаривает меня озорной улыбкой.
– Я слышал, что не я один, – говорит он.
– Что, что? Что я пропустил? Только не говорите мне, что речь идет о Неро Галло…
– Э-э… – говорю я, краснея. – Ага. Я имею ввиду, да. Мы вместе.
– Здорово, – говорит отец, одобрительно кивая мне.
– Ты не возражаешь против... ну, ты знаешь, – говорю я, ссылаясь на довольно яркую репутацию Галло.
– Я никогда не ожидал, что ты влюбишься в кого-то нормального, – говорит папа, пожимая плечами.
Вик фыркает, и я тоже не
