эта неопределенность с девушкой Кирилла мне порядком надоела, пора уже что-то менять. Может, если ее фигура исчезнет с нашей шахматной доски, все станет проще и яснее. Кому вообще нужны чувства? Они так все усложняют и не дают здраво мыслить и строить долгосрочные планы.
Наверняка у такого дальновидного человека, как Григорий Петрович, спрятаны тузы в рукаве по болевым точкам этой Ксюши. Вот пусть и надавит на них, чтобы ускорить наше общее дело. Ложусь спать с хорошим предвкушением насчет завтрашней встречи.
Встреча назначена с самого утра. В приемной секретарша говорит, что меня уже ожидают. Негромко стучусь и открываю дверь.
— Доброе утро, Григорий Петрович.
— Здравствуй, Марьяна, проходи. Рад тебя видеть. Дела уже уладила или что-то не так? — расплывается он в улыбке.
— Нет, с делами все хорошо. Закупку товара я всегда лично контролирую, а товар у вас как всегда высокого качества.
— Похвально, конечно. Твоему отцу повезло с дочерью.
— Спасибо, — улыбнулась, отвечая на комплимент. — Я здесь по другому поводу. Хотела с вами серьезно поговорить. Вчера мы с Кириллом ужинали и разговор снова зашел в прежний тупик.
— Ксюша? — тут же понял меня Тихомиров.
— Она самая. Думаю, пора уже нам решить эту проблему. У Вас есть варианты?
— Есть, конечно. Я сам все решу, не беспокойся, Марьяна, мало того, процесс уже запущен. Ты, главное, Кирилла не упусти.
— Он ничего не знает о моей заинтересованности, и надеюсь, что и дальше так будет.
— Естественно, ты можешь на меня положиться. Думаю, что к концу недели проблема с девушкой будет ликвидирована.
— Кирилл просил поговорить с вами. Надеюсь, вы найдете, что ему сказать.
— Не волнуйся.
— Благодарю, с Вами приятно вести дела, — мне нравился его деловой подход и умение решать проблемы.
— Взаимно, Марьяна, я рад, что мы как деловые люди понимаем друг друга с полуслова.
— Не буду Вас задерживать, Григорий Петрович. Хорошего дня.
— Ты не спеши уезжать, возможно, новости будут совсем скоро и твое присутствие будет как раз кстати, — я коротко благодарю и прощаюсь.
Кирилл
Утром сначала посетил склад, а потом отправился в офис. Сегодня Марьяна должна приехать поговорить с отцом, хочу поприсутствовать. На удивление, Марьяну я застал на выходе из офиса.
— Привет.
— Привет, ты рано.
— У меня ещё дела, да и Григорий Петрович мог уделить мне время только утром.
— Да? Я надеялся пойти с тобой, не хотел, чтобы ты одна отстаивала нашу свободу, — я потрепал свои волосы, сожалея, что не договорился заранее с Марьяной о времени встречи. — И как прошло? Что он сказал?
— Ничего толком не сказал, просто выслушал.
— Ясно. Тогда я ещё раз с ним поговорю сам. Ты сегодня уезжаешь?
— Нет, наверное, задержусь до выходных. Может, ещё удастся пообщаться.
— Спасибо, Марьяна.
— Да, не за что, — отмахивается она.
Мы прощаемся, и я спешу зайти к отцу. У него в кабинете сидят люди, но я устраиваюсь на диване. Собираюсь дождаться, когда он освободится. Его раздраженный взгляд на меня не действует.
— Что за хамство?! — рычит он, когда посетители покидают его кабинет.
— Мне нужно было поговорить…
— Мог подождать в приемной.
— А разница, — рыкнул я. — Я знаю, что к тебе приходила Марьяна.
— Да, она была у меня. Потрясающая девушка. Не понимаю, что тебе нужно. И красивая, и умная…
— Она так же, как и я, не желает этого брака.
— Нет, я бы сказал, она… Она не против, но просто не хочет навязываться… Уверен, если ты проявишь к ней свой интерес, она на него ответит.
— Это она так сказала?
— Нет. Но в грудь себя не била и не просила не лезть в ее жизнь. Вот я и сделал вывод.
— Ты неисправим, — бросил я и покинул кабинет, громко хлопнув дверью.
Как же хотелось все здесь разнести. Но люди не виноваты и им не стоит видеть, как я ненавижу своего отца. Пишу Ксю, договариваюсь встретиться после ее занятий в нашем любимом кафе. День проходит в ожидании этой встречи. Только это и держало меня в относительном равновесии. Бэмби сегодня заканчивала в четыре, и я, плюнув на незаконченные дела, сорвался на встречу с ней.
Заняв полюбившийся столик в уголке возле окна, сделал заказ и стал ждать.
Она немного задержалась, но вот дверь открывается, и я ее вижу. Меня охватывает чувство нежности, спокойствия и какой-то теплоты. Она словно свет, за который хочется держаться. Встаю ей навстречу. На ней сегодня довольно яркий макияж. Отчего глаза кажутся ещё выразительней. Красивая, какая же она у меня красивая. Помогаю снять пальто.
— Привет, родная, — прижимаю к себе, чувствую в этом физическую потребность.
— Привет, — Ксю улыбается немного натянуто. Может, устала.
Мы устраиваемся за столиком и буквально сразу нам приносят заказ.
— Ты так на меня смотришь, — говорит Ксюша, — Что-то не так?
— Соскучился, а ещё ты очень красивая.
— Любишь меня? — задаёт вопрос, не поднимая глаз.
— Люблю. Больше жизни люблю, — отвечаю и сжимаю ее пальчики. Но Ксю выдергивает свою руку.
— Кирилл, мы расстаёмся, — произносит она и быстро возвращает взгляд в свою тарелку.
В ушах стоит гул от разогнавшейся по сосудам крови, пульс ударяется с такой силой, что я не могу даже думать, он заглушает все. Я не могу поверить, что слышу это. Может, это слуховой мираж?
— Что? Я не понимаю! О чем ты говоришь? — хочу все прояснить, это же явно какая-то шутка.
— Мы расстаёмся, что тут непонятного? — пытается быть невозмутимой Бэмби.
— Ксюша, о чем ты говоришь, у нас ведь все хорошо! Я тебя люблю…
— Ну вот и замечательно, — перебивает меня. — Значит, мой план сработал, — пожимает она плечами.
— Какой план, Бэмби? Почему ты говоришь загадками? — пытаюсь говорить спокойно.
— Я все спланировала: хотела влюбить тебя в себя, а потом сделать тебе также больно, как и ты сделал когда-то мне. Думаешь, раз я была подростком, то все забыла и простила? Ты тогда убил все светлое, что было во мне. Я тогда подолгу стояла перед зеркалом и гадала, что же со мной не так? Я себя ненавидела: то, как я выглядела, как звучал мой голос и смех, как я несла свое тело в походке, цвет волос и глаз. Когда я собрала себя по кусочкам и исцелилась, собрав всю волю и уверенность в себе, пообещала, что не буду больше никого любить, и тем более — тебя. Ты меня тогда растоптал, теперь настала моя очередь. Может, ты почувствуешь хотя бы долю той боли, что пережила я, — все это она произнесла монотонно, словно заученную фразу, глядя не выше моих губ.