Он развел руками в полном недоумении.
«Все врет», — подумала Вера.
— А чтобы загладить свою вину, — пробормотал Рудольф, — я готов на все. Я, конечно, должен был проверить, все ли в порядке там с электропроводкой. Но мне было некогда, правда, Саманта?
— Он был очень, очень занят, — скорчила американка смешную гримасу. — Он оказался замечательным режиссером. А мне осталось носить камеру и включать ее время от времени. Сегодня мы снимали господина Третьякова. О! Это супер. Он как Харрисон Форд, умный, обаятельный. Думаю, что скоро в его руках будет вся новая русская культура. Это большая удача.
— Я же предупреждала, что плата будет непомерно большой, — ответила Вера, почти не слушая Саманту.
Она не допускала никаких опасных мыслей.
Предаваться размышлениям о Третьякове было нельзя. Все равно ни до чего не додумается. Только запутает себя окончательно. Хватит китайцев, которые только что напугали ее до потери памяти, сами того не ведая. Довольно и Третьякова, кто бы он ни был. А вот странная дружба американки и Рудика ее задела достаточно основательно.
Саманта, похоже, заняла рядом с ним место, принадлежащее Вере. И делала это с американским размахом. Насколько далеко все зашло, не имело значения. Это было ее место. Мелкие любовные интрижки Даутова, клоунские и карнавальные, ее никогда не ставили в тупик.
Но сейчас все было иначе. Она это почувствовала. Американка в ситуации разобралась столь же быстро. Они с Верой были очень похожи.
Даутов сделал вид, что вообще ничего не понимает.
— Тебя, Вера, будет много в моем фильме. Я снимала тебя в Бергене. О, это было классно! — Саманта говорила медленно и спокойно, что делало ее высказывание, эмоциональное по содержанию, довольно комичным.
— Спасибо, Саманта, — ответила Вера. — Такого количества своих изображений я просто не перенесу.
Американка надула губы, не то обидевшись, не то подбирая слова. Ответила она неожиданно:
— А здесь, в Москве, я правильно поняла твою просьбу — оставить тебя в покое. У тебя слишком много дела.
— Ты говоришь так, Саманта, словно это официальная точка зрения.
— Не знаю, — ответила американка. — Не понимаю, о чем ты говоришь.
«Да все тебе понятно, — подумала Вера. — Ты не просто оставила меня в покое, но убрала, как ненужную фигуру. Но это мы еще посмотрим, кто кого уберет».
Видимо, все это было написано у нее на лице.
Саманта выглядела довольной. А вот Рудольф забеспокоился. Казалось, что он торопится куда-то, где его сейчас ждут.
— Девочки, не надо ссориться, — сказал он в сторону Веры, глядя на Саманту.
— Да кто ссорится-то? — спросила Стрешнева удивленно.
Даутов был явно на стороне американки. Как будто для него это было естественным и необходимым многие годы.
Вера вспыхнула. Саманта смотрела на нее одновременно и насмешливо, и с опаской. Самое страшное для Веры было видеть, что Рудольф наслаждается этой сценой.
— Уф! — выдохнул он. — Ну просто гора с плеч! Я не думал, что так легко удастся выйти из столь мудреного и трудного положения. Я, конечно, имею в виду этот фильм, Вера. Когда сверхзадача его тебе совершенно непонятна и все такое прочее.
Американка продолжала улыбаться как сфинкс.
«Ну просто идеальная парочка, — решила Вера. — Если бы Саманты не было, ее надо было придумать. А вдруг на самом деле придумали? Нет, так не бывает. Мальчик увлекся импортной девочкой, к тому же похожей на меня. Прежде я не сталкивалась с подобными потусторонними явлениями, вот и все».
Но ей требовались какие-то отдельные объяснения Рудольфа. Пусть нелепые, картинные, жалкие. Надо было, чтобы он говорил только с ней и о ней, как вчера по телефону. Разве это был другой человек?
— Я должна сейчас идти, — нечаянно разрушила напряженность Саманта. — Но думаю, что мы скоро встретимся. Я приглашаю. О’кей?
— Давно нужно было так сделать, — сказал Рудольф. — Вера могла меня приревновать к тебе.
И снова эта фраза повисла в воздухе. Произносить ее было не нужно. И это они знали. Во-первых, Вера бесилась; во-вторых, причин для злости было достаточно; в-третьих, все это выглядело издевательством над Верой.
Странно, но Стрешнева тут же попыталась оправдать Саманту и своего бывшего любовника. Обвинила себя первую в жестокости, черствости, снобизме, провинциальности и так далее.
— А вот это здорово, Саманта! — обрадовалась Вера. — Так ни разу толком не поговорили с тобой на моей исторической родине.
— Убыток! — весело ответила американка. — Но мы все это исправим, так ведь?
— Да куда мы денемся, — подвел итог Даутов, чем-то озабоченный. Он явно торопился. — Часа через четыре, девочки?
— О’кей! — Саманта ответила за себя и за Веру.
Они разошлись, довольные друг другом.
Зазвонил совершенно забытый Верой мобильник.
По дороге, в торговом центре, громадном помещении марсианского вида, она подобрала себе джинсы, купила несколько прелестных белых кофточек, светлую куртку из чистого хлопка, мысленно приговаривая: «Вот это — для Высокого Городка, это — для Твери, а это — не знаю для чего».
Поездка домой, на Волгу, незаметно приблизилась. Как обычно, стало немного страшно.
Подарки для родителей выбирала особенно тщательно. Пришлось брать такси, чтоб добраться до улицы Гончарова без проблем.
«Куда я еду?» — растерянно думала Вера, мысленно расставшись за сегодняшний день с этой квартирой.
Разложив и разбросав по дому покупки, она поставила «Музыку на воде» Генделя, переоделась в джинсы и хлопковый пиджак, невольно подстраиваясь под стиль американки, и села в недоумении.
Зазвонил телефон. Вежливый до предела капитан Кравцов спросил, где она бывает и что собирается делать в ближайшее время. Вера ответила, что завтра же поутру уезжает к родителям и там будет ждать его звонка. «Вашего разрешения на мою жизнь», — довольно зло бросила она в трубку. Кравцов помолчал, сказал, чтоб звонила ему каждый день, и положил трубку.
Вера поймала маленький пикап и вовремя приехала к месту встречи с Рудольфом и Самантой.
Это был новый северный ресторан, элитное заведение, не слишком раскрученное, а потому довольно тихое.
Сначала появилась Саманта. Она искала глазами мужчину, это было понятно. И этот мужчина был Даутов. И тут только она заметила Стрешневу, одетую просто и стильно.
— Не узнала? — ласково спросила Вера.
Теперь она казалась себе необыкновенно спокойной. Если уж суждено все довести до абсурда, то необходимо сделать это с блеском. Ведь она потеряла все.
— Узнала, — ответила американка. — Мы не должны ссориться с тобой. Ведь ты мне как сестра. А у меня никогда не было сестры.
