— А помнишь, как ты сказал, что если я буду носить с собой постоянно свой талисман, то он плинесёт мне удачу и моё желание исполнится? — не унимался Итан.
Я нахмурилась, думая про какой талисман идёт речь. Возможно, тот самый, что он действительно носит везде с собой и не показывает мне. Какой-то брелок.
Тяжело вздохнув, Джастин вновь посмотрел в зеркало заднего вида.
— Я всё помню, — еле слышно и хрипло прошептал он, а в стеклянных глазах застыла тоска.
— А ещё, помнишь, как Тлэвис сказал, что я твой плеследователь? Плавда я не понял, что это значит, — озадаченно пробормотал Итан.
Я едва заметно улыбнулась. Джастин, не сводя с меня своего взгляда, полного печали и боли ответил ему:
— Он сказал, что ты мой последователь, а не преследователь. Это означает, что ты пойдёшь по моим стопам. Ведь ты тогда сказал, что хочешь стать архитектором и любишь рэп, как и я. Вот он и решил, что ты станешь моим учеником и однажды переплюнешь своего учителя, — пояснил Джастин.
Сколько, оказывается, у них было всего, пока я усердно работала, чтобы отложить побольше денег. Целая маленькая жизнь. Для Итана так точно.
— Да. Я стану, как ты. Буду лаботать в бюло и стлоить класивые здания, — гордо заявил Итан, оглянувшись на меня.
Улыбнулась ему и провела ладонью по его кудряшкам. В этот момент мы остановились около небольшого трехэтажного здания, где я снимала квартиру. В этом квартале преимущественно жили одни студенты, однако желающих разделить со мной арендную плату до сих пор не нашлось и, видимо, не найдётся. Во-первых, квартира небольшая и представляла собой студию. То есть кухня совмещена с единственной спальней, где на раскладном диване мы и спали.
Во-вторых, никто не захочет жить с маленьким ребёнком.
Никто.
— Плиехали! — радостно воскликнул Итан и полез через консоль к Джастину на колени. Он сразу же его подхватил и прижал к себе. — Ты ведь останешься? — послышался его тихий звонкий голосок, полный веры.
— Я… Мне… Приятель, пойдём я вас провожу, — запнувшись, Джастин быстро ответил и открыл дверь, чтобы вылезти наружу вместе с ребёнком.
Затем открыл мою и подал руку. Но через секунду одернул её, видимо, передумав мне помогать. Закусив щёку, чтобы не расплакаться, поспешно вылезла и чуть ли не побежала ко входу в дом. Быстро поднялась на третий этаж и начала рыться в сумочке. Джастин неспешно шёл по лестнице и о чём-то беседовал с Итаном. Руки тряслись, перед глазами всё плыло.
Нельзя чувствовать. Просто. Продолжай. Идти. Вперёд.
Кое-как справилась с ключами и замком и открыла дверь. В этот момент Джастин с Итаном на руках подошёл к квартире. Поцеловав его в висок, он ещё раз крепко его обнял и опустил на пол.
— Итан, заходи скорее, — сипло произнесла я.
Мой голос дрожал от сдерживаемых рыданий, но я всеми силами старалась держать себя в руках и не показывать ему, как мне плохо без него. Что я не жила без него. Что я сожалею. Что я люблю.
Итан поднял голову и посмотрел на Джастина, потом, шаркая зашёл в квартиру, но остановился буквально в проходе и замер.
— Спасибо, Джастин, — одними губами прошептала, боясь поднять на него глаза и изучая узор плитки на полу.
— Папа, заходи! — крикнул ему Итан. Я закрыла глаза, схватившись за дверь, потому что ноги больше не держали. — Папочка, заходи домой!
Но я чувствовала, что Джастин не шевелится. Открыв глаза, решилась взглянуть на него. Он смотрел на меня с таким выражением, как будто я украла его мечту. Или разорвала любимую игрушку на его глазах. Или сказала, что он только что съел последнюю банку Nutella в мире. Весь его вид вопил о том, что я не заслуживаю даже стоять рядом с ним. Он негодовал. Он был в бешенстве и одновременно с этим словно в агонии. Он смотрел так, словно желал мне смерти за мою ложь. Словно я самый худший человек на планете, и он жалеет, что встретил меня однажды.
— Я не могу, приятель. Мне надо идти, — хрипло ответил Джастин и сделал шаг назад спиной вперёд, продолжая смотреть на меня.
— Но, папа! Ты же обещал, что не уйдёшь, — с новой волной отчаяния просипел Итан, стоя в проходе.
Джастин прикрыв на секунду глаза, судорожно вздохнул и сжал руки в кулаки. Когда он вновь посмотрел на меня, я поняла, что никогда в жизни не смогу даже надеяться на его прощение. Джастину было больно. По-настоящему больно.
— Я не могу… — прохрипел он и, резко развернувшись, быстро пошёл в сторону лестницы.
А я метнулась к Итану, который заорал на весь коридор своё любимое и долгожданное слово «папа». Снова этот нечеловеческий, полный животного ужаса и отчаяния крик из уст моего ребёнка. Захлопнув дверь, опустилась перед ним на колени и прижала к себе его, плачущего и страдающего. Возможно, сейчас он перестанет верить. Возможно, сейчас он покончит с мечтами об отце. Да, это жестоко. Но разве я могла винить Джастина, что он сейчас ушёл?! Он вообще не обязан был даже отзываться на слово «Папа», не говоря уже о том, чтобы подвозить нас или заходить внутрь. Но разве я могу это донести до маленького ребёнка, отчаянно ищущего отца и так нуждающегося в его крепком плече рядом?!
Слёзы рванули градом из моих глаз. Я тоже не смогла больше терпеть. Мне тоже было больно. Мне тоже хотелось иметь рядом высокого и широкоплечего защитника, на которого так удивительно похож мой сын. Мне хотелось быть маленькой и хрупкой рядом с ним. Мне много чего хотелось. Но реальность диктовала свои условия, в которых я должна быть сильной и локтями пробивать путь. Только сил у меня не было.
Я никогда не умела драться. Я всегда тихонько выполняла свои обязанности будь то в школе, или в универе, или на работе. Но я никогда не вступала в суровую схватку. Мама всегда подстраховывала меня и дала мне возможность пожить студенческой жизнью, в надежде, что я найду свою любовь. А потом появился Джастин, который также окружил заботой и дал возможность спокойно учиться и работать, не переживая насчёт графика Итана.
А теперь я осталась один на один с жизнью. Никакой страховки, никакого боле-менее ясного плана, никаких радужных перспектив. Я впервые должна была самостоятельно решать не только за себя, но и за своего ребёнка. Я была в ответе за то, чем будет питаться мой сын, где будет жить и спать, в какие игрушки будет играть. Но по моим ощущениям Итан чувствовал себя ответственным за меня. Это невероятно, но факт. Он каждый день старался помочь мне. То сумки донести, то со стола убрать, то игрушки собрать, то книги уложить в рюкзак для предстоящих занятий, то вещи убрать в ящик комода. Он помогал мне, постоянно приговаривая: «Я мужчина. А мужчины должны обелегать своих женщин». Догадываюсь откуда он взял этот постулат, но тем не менее следовал ему неукоснительно. Мальчик пяти лет старался уберечь и поддержать свою мать. Всё должно быть наоборот, но я стремительно разрушалась на части и не справлялась с ролью хорошей матери. Я умирала без Джастина и ничего не могла сделать. Совершенно ничего. И от этого мне становилось ещё хуже. Зачем я тогда соврала ему?! Ну зачем?! Ведь если бы всё рассказала, то, скорее всего, мы сейчас были бы вместе.
А теперь я одна. Должна научиться выживать в новых условиях. Должна научиться жить без него. И подставить своё крепкое плечо для этого маленького мальчика, который переживает свою собственную потерю. Должна стать опорой для него, а не наоборот. Он ещё слишком мал, чтобы нести наравне со мной эту ношу. У него должно быть детство.
Вместе мы должны справиться и пережить эту бурю.
Обязательно должны.
Глава 25
Джастин
Три дня. Долбаных три дня я практически не спал после той встречи.
Услышав знакомый детский голос среди шума улицы и кипящей жизни на набережной, я сначала подумал, что у меня галлюцинации, ведь я был уверен, что Итан уже давным-давно у своей бабушки. Я просто ушам своим не поверил и пошёл дальше, но потом… Последовал животный крик маленького мальчика, который истошно звал папу… то есть меня. В тот момент я чуть не рухнул. В тот момент я готов был простить всё, лишь бы Итан больше так не кричал. Когда он, рыдая, побежал ко мне, я остолбенел. Он спрашивал почему я сразу не остановился, ведь он звал меня. А я попытался объяснить ему, что на улице просто очень шумно и я думал, что зовут не меня. Хотя весь мой организм вопил о необходимости обнять его и никогда больше не отпускать, я не мог даже пошевелиться, до тех пор, пока Мишель не подошла достаточно близко, чтобы я почувствовал свою ванильку… Я хотел разорвать её тогда, и я не уверен, что от злости. А потом…
