Да еще и когда подарок встречается с такой вот бесконечной радостью…
Я не враг своей дочери. И самой себе тоже.
Все что мне остается – подарить Юлию Владимировичу Ройху страстно-кислотный взгляд. А его глаза неожиданно смеются…
– Пойдем соберем это чудовище, – подмигивает мне эта бесстыжая сволочь, – как думаешь, двух архитекторов на это хватит?
– Да нет же, куда ты его пихаешь?
– А куда еще по твоему его стоит запихать?
Недовольное Катеринино шипение я встречаю обреченным спокойствием. Как показала практика этой волшебной сборки – ошибиться могу и я, и моя восхитительная напарница.
– Да вот же, по схеме сюда этот дурацкий желоб крепится! К этой стенке!
Смотрю на схему, склоняю голову налево, потом направо. Хмыкаю недовольно. Какую точку зрения не выбери – с любой я действительно продолбался. Киваю и вкладываю кривую ярко-белую трубу, оформленную под длинную берцовую великанью кость, в пальцы Катерине. Она же ловко ставит её куда следует, нажимает, вставляя детальку в нужные пазы. Щелк…
– Ну наконец-то, – выдыхаю я, обозревая чудовище, которое мы с Катериной воздвигли посреди гостинной. Судя по всему стоять домик будет теперь здесь, потому что он уже шире чем двери в её комнату.
– И не говори-ка, – тихонько шепчет Катя, и от этого маленького напоминания, что она на самом деле тут, совсем рядышком. Только глазами чуть скользни влево, и ничто им уже не будет мешать любоваться красивой высокой шеей. И роскошной гривой блестящих волос собранных в хвост. И…
– Ох, Кара, Кара… – Катя поворачивает голову в сторону и я, как пойманный у замочной скважины прохиндей, быстро прикидываюсь, что любуюсь воздвигнутым на ковре строением. А после и сам гляжу в ту же сторону, чтобы понять почему такой умиленный, но все-таки слегка озабоченный вздох вырывается из мягких Катерининых губ.
А! Так вот в чем дело!
Мы и сами не заметили за сборкой, как разобрали родители гостящую у Карамельки малышню, как был уничтожен до последней крошки праздничный торт, как подкрался и сморил обоих оставшихся детей поздний вечер…
Антоха спит живописно – вытянувшись на весь диван своим немалым ростом, разметав во все стороны длинные руки. Одуванчиком разметались вокруг головы светлые волосы. Но примечательней всего конечно малышка, свернувшаяся клубочком у него под боком. У неё под щекой цветная страница какой-то книжки – Тоха отважно вызвался почитать, когда Карамелька её принесла. А правая ручонка по хозяйски лежит у Тохи на пузе. Картина идиллическая!
Не знал бы что эти двое тусуют вместе только второй вечер, сам бы предположил что вижу брата с маленькой сестренкой. Родных, только очень разных…
– Давай я помогу, – когда поднявшаяся на ноги Катя шагает в сторону дивана разгадать её намеренье по переселению Карамельки в спальню оказывается несложно. И в первую секунду Катерина так остро на меня смотрит, что кажется – еще чуть-чуть и снова полезут наружу эти её обычные иголки: “Ничего нам от тебя не надо, ты нам никто!”…
Что ж, хорошо, что я сегодняшний вечер изначально воспринимал как единственный на долгое время. И не зря спина болит после того как я вдоволь исходился по этому прекрасному ковру с прекрасной всадницей на хребтине. Правда, я все-таки надеялся…
– Хорошо, помогай, – неожиданно жесткая линия в которую поджались прекрасные Холерины губы, чуть вздрагивает и смягчается. И сама она – будто позволяет себе потеплеть на добрый десяток градусов Цельсия.
– Только осторожно.
– Конечно, – киваю. Ощущение чуда – пока еще смутное, поверить в него мне сложно, но… Катя действительно отступает в сторону, позволяет мне подойти, осторожно заползти ладонями малышке под коленки и плечики.
Маленькая головка вздрагивает, реснички приоткрываются. Сонная, волшебная улыбочка моей малышки озаряет красивое личико.
Только спустя несколько секунд понимаю, что перестал дышать. Просто стоял как дурак, перед диваном на одном колене, а Карамелька доверчиво подалась мне навстречу и тюкнулась лобиком мне чуть повыше сердца.
Которое само по себе чуть с инфарктом первый раз не поцеловалось от таких-то вывертов.
Когда беру себя в руки, поднимаюсь на ноги с малышкой на руках – встречаю внимательный Катеринин взгляд. Кажется, она его с меня не спускала все это время. И снова я перед ней оказываюсь виноватым мальчишком, который никак не может исправить прошлой ошибки. Зато может прижать к себе маленькое теплое сокровище.
– Идем, – Катя дергает уголком губы, и легким шагом проносится к комнате Карамельки. Придерживает дверь, пока я с улиточной скоростью доползаю до входа. Недовольно покачивает головой, явно сетуя на мою медлительность.
– Я боюсь разбудить, – комментирую шепотом, страшно округляя глаза. Катя же только скептично закатывает глаза. Видит меня насквозь, возмутительно. Да, я время тяну. А кто бы не тянул в моем положении? Когда каждая секунда – последняя на долгие, почти бесконечные дни!
Жаль только что эта лямка не резиновая. И всему приходит конец и Карамелька оказывается у себя на кроватке. Хотя можно ведь…
Когда я берусь за застежку на серебряной босоножке, жду долгожданного взрыва. Ну не может же Катерина взять и позволить мне абсолютно все. Так ведь?
Непонятно только почему, вместо того чтобы взорваться она невозмутимо и осторожно стягивает с Каролинки яркую цветную фатиновую юбку, почти соприкасаясь со мной пальцами в какой-то момент.
Перепаковка именинницы в пижамку выигрывает мне еще десяток минут. Потом мы аккуратно пробираемся к двери, с двойной осторожностью перешагивая через разбросанные по полу мины музыкальных игрушек и оберточной бумаги.
И когда Катерина закрывает дверь в детскую, скользкая тварь в моей груди страстно сжимает щупальцами сердце.
Пора уходить. Я и так загостился – дольше некуда.
Смотрю в Холерины глаза – бездонные любимые бездны. Между нами тишина и жалкое расстояние в одну протянутую руку. Можно только чуть-чуть потянуться вперед, хотя бы кончиками пальцев слегка коснуться нежной кожи…
Я бы хотел. Я бы хотел с ней абсолютно все, но кто же мне позволит?
– Я заберу Антона, – проговариваю вслух и заставляю себя шагнуть в сторону дивана, на котором мой сын лежит.
– Давай я сварю нам кофе, – слышу я от Кати. Слышу и не могу поверить.
Кажется, она и сама не может поверить.
По крайней мере, бледнеет уж больно резко, как будто только что сделала какую-то фатальную глупость.
Надо спросить её – серьезно ли она. Так правильно – дать ей шанс передумать, тем более, что он ей нужен. Вот только на язык нужные слова не ложатся категорически.
И пока я старательно их выталкиваю из темных
