ржавая вода.
— Ну так что, Ирочка, по рукам? — разваливается поудобнее в кожаном кресле. — Это тебе не жопа мира под названием Печорск, — и снова противно хихикает.
Мне хочется плюнуть ему в морду. Вот прямо в его жирную сальную прокуренную морду. Как такие люди вообще могут быть у власти? Циничные и безразличные к людским проблемам.
— Спасибо большое за предложение и за доверие, Антон Петрович, — говорю будто не своим голосом. — Но, знаете, надо быть ближе к земле и людям.
— А? В каком смысле? Не понимаю тебя.
— Знаете, а в Печорске так красиво зимой. Снег совсем не такой, как в Москве. Тротуары не засыпают реагентом, и он не превращается в черную кашу.
Премьер непонимающе прищуривает и без того узкие поросячьи глаза.
— И этот местный олигарх очень красиво украшает город к Новому году, — продолжаю. — В бюджете Печорска на это, понятное дело, денег нет, ведь все украдено. И вот Быстрицкий за свои деньги ставит в центре города елку, вешает гирлянды на столбах, украшает деревья в парках.
— Ты это сейчас к чему?
Сглатываю тяжелый ком в горле.
— А к тому, Антон Петрович, что мое место там, в Печорске. Я теперь мэр этого города.
— Что!? — восклицает.
— Мэр я, говорю, — поднимаюсь на ноги.
— Ты что, прикалываешься!?
— Нет, серьезно. Я — мэр города Печорск. Моя задача — сделать его самым привлекательным для жизни: отремонтировать дороги, построить мосты, обновить общественный транспорт, ну и так далее. В общем, сделать все то, что не сделали вы, Антон Петрович. Кстати, не хотите пожертвовать свои ролексы детскому дому Печорска? За их стоимость можно было бы новые окна поставить, чтобы дети зимой не мерзли.
Премьер блымает поросячьими глазами.
— Так я и думала, что не хотите. Еще раз большое спасибо, Антон Петрович. Успехов вам!
На этих словах я разворачиваюсь и устремляюсь вон из его прокуренного кабинета.
Лев
Два часа дороги, и вот я заезжаю на закрытую территорию элитной больницы. Меня встречает главврач лично и ведет по светлым коридорам в палату. С тяжелым вздохом захожу.
Алина лежит на постели под капельницей. Поворачивает в мою сторону бледное лицо и глядит потухшим ничего не выражающим взглядом.
— Привет, — тихо говорю и прохожу присесть рядом с ее койкой.
Губы почти синие, на лице проступили морщины. Мне становится жаль Алину. Как бы то ни было, она — мать моего ребенка. И пускай наша совместная жизнь не была счастливой, я готов простить Алине все в благодарность за замечательного сына.
— Как ты себя чувствуешь? Врач сказал, тебе уже лучше.
Не хочет со мной говорить и отворачивается к окну.
В день, когда я подал на развод и об этом написали журналисты, Алина сначала устроила дома истерику с битьем посуды, а потом засунула в рот горсть психотропных препаратов и запила их водкой. Я тогда сразу схватил Алину, скрутил ей сзади руки, засунул в рот два пальца и вызвал рвоту до того, как гремучий коктейль успел всосаться в стенки желудка.
Самое ужасное, что свидетелем этой картины стал Арсений. Он позвонил в мою клинику, за Алиной тут же приехали врачи. Там ей еще раз прочистили желудок и прокапали капельницей, а потом приехала бригада из этого закрытого частного реабилитационного центра.
— Ты теперь будешь с ней? — спрашивает слабым едва слышным голоском.
Тяжелый вопрос для меня самого. Буду ли я с Ирой? Не знаю… Я все со своей стороны для этого сделал, но захочет ли Самойлова? Мне уже кажется, что нет. Несколько дней после выборов прошло, она молчит. Мои источники сообщили, что видели ее в аэропорту Печорска при посадке на рейс до Москвы. Так что, скорее всего, между нами все закончилось, даже толком не успев начаться.
— Не знаю, — честно отвечаю. — Может, и не буду.
Алина вновь поворачивает ко мне голову, в ее потухших глазах загорелся огонек надежды.
— То есть… — замолкает, нервно сглатывая. — Ты не разведешься со мной?
Шумно выдыхаю. Алина смотрит на меня, как побитый щенок в ожидании куска колбасы от хозяина. Я за семнадцать лет нашего брака до сих пор не понял, почему Алина так крепко за меня держится. Поженились по залету, толком друг друга не зная. Любви никогда не было, счастья тоже. Те редкие попытки наладить семейную жизнь заканчивались припоминанием старых обид.
Но несмотря на все это, Алина держится за меня мертвой хваткой. Хотя сама уже давно могла найти мужчину, который бы ее полюбил и оценил по достоинству.
— Прости меня, Алина, — сжимаю ее холодную ладонь. — Для нас обоих будет лучше, если мы отпустим друг друга.
Крупные градины слез скатываются по ее щекам.
— Зачем я тебе? — продолжаю. — Ну зачем, Алин? Разве я был примерным мужем, примерным семьянином? Я не хотел на тебе жениться, когда ты забеременела. Потом я не воспринимал ни тебя как жену, ни Арсения как сына. Я ушел в армию, чтобы вас не видеть. Я проиграл свое обручальное кольцо в покер и даже ни разу об этом не пожалел. Ну зачем тебе был нужен такой муж? Почему ты сама не ушла от меня еще тогда?
— Я верила, что все наладится.
— Я тоже верил. Но у нас не наладилось, хотя мы пытались.
— Но ты же потом полюбил сына. И был потом отцом лучше, чем я матерью. Арсений привязан к тебе больше, чем ко мне, — в интонации ее голоса слышится горечь.
— Да, я очень люблю сына. И я всегда буду тебе благодарен за него. Но, к сожалению, кроме благодарности я не могу больше ничего к тебе испытывать. У тебя все будет хорошо, — провожу ладонью по ее светлым волосам. — Отпусти меня, Алина. Ведь тебе самой будет лучше без меня. Ты можешь встретить нового человека, который сделает тебя счастливой.
— Я была счастлива с тобой.
— Это не так. Ты никогда не была счастлива со мной. Счастливые люди не хватаются за алкоголь. Это делают только несчастные люди.
— Ты не можешь мне это простить, да? — всхлипывает. — Что я пила и курила? Но я правда пыталась бросить.
— Я давно тебя за все простил, Алин. Я не держу на
