— Пока, Нильс, я оставлю их при себе.
— Потому что их не существует! Ты злая, Дина! Все это твоя злоба и ложь! С тех пор как Стине родила свою девчонку…
— Твою девчонку! — поправила Дина.
— Называй как хочешь! Но с тех самых пор Рейнснес перестал быть моим домом. А теперь ты хочешь перед всем миром выставить меня мошенником! Какие у тебя доказательства? — кричал он.
При свете лампы его лицо казалось белым, подбородок дрожал.
— Ты прекрасно понимаешь, что я не стану выкладывать тебе свои доказательства. Но я хочу дать тебе возможность загладить вину.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты откроешь мне все цифры и вернешь деньги! А об остальном мы договоримся, и я гарантирую тебе билет в Америку.
— Нет у меня никаких денег!
— Есть! Ты и родного брата объегорил на те десять процентов, что он должен был получить после расчета за поездку в Берген. Ты сжульничал, твои цифры не соответствуют сумме, которую Андерс брал с собой с Берген. Это твоя самая большая ошибка, Нильс. Ты хотел переложить свою вину на брата, чтобы в случае чего выглядело, будто мошенничает он, а не ты! Но ты не учел, что я хорошо знаю вас обоих!
Нильс в бешенстве погрозил Дине кулаком и сделал движение, чтобы обежать вокруг стола и наброситься на нее.
— Садись! — приказала Дина. — Или хочешь, чтобы я вызвала ленсмана с его людьми и выложила все, что мне известно? Отвечай!
— Нет! — прошептал он. — Но только ты не права…
— Ты откроешь мне все цифры и вернешь деньги. И немедленно! Что ты с ними сделал? Потратил? Зарыл в землю? В банке их, во всяком случае, нет.
— Откуда ты все это взяла?
Она улыбнулась. Нильс весь покрылся гусиной кожей. Съежился, словно боялся, что она проникнет в него сквозь поры и добьет изнутри.
Он снова сел за стол. Его взгляд то и дело обращался к умывальнику, словно у ребенка, который невольно смотрит туда, где спрятал деревянную лошадку, украденную у товарища.
— Так ты их зарыл? Или они у тебя под тюфяком?
— Нет у меня ничего!
Ее глаза сверлили его насквозь.
— Хорошо! Даю тебе время до вечера. А потом пошлю за ленсманом! — жестко сказала Дина и повернулась, чтобы идти.
И тут же, будто по наитию, снова обернулась к нему. Его глаза были прикованы к умывальнику! Он понял, что она за ним наблюдает.
— Вообще мне надо посмотреть счета. А ты можешь идти, — медленно сказала она. Кошка. Которая вдруг показала когти.
Он встал и прошел мимо нее, стараясь держаться как можно прямее.
Дина заперла за Нильсом дверь, не смущаясь, что он слышит это. Потом закатала рукава и принялась за дело.
Большой умывальник с тяжелой мраморной плитой не хотел поддаваться. Дуб и мрамор. Массивный и прочный.
Дина навалилась всем телом.
Нильс тем временем ходил взад и вперед по лавке. Дина достала жестяную коробку и при свете лампы начала считать деньги.
На другое утро Дина куда-то уехала через горы. Она взяла трюгеры [10]для себя и для Вороного, они были навьючены вместе с дорожной сумкой.
Нильс как раз вышел из лавки, когда она проезжала мимо кузницы.
При виде этой крупной женщины, сидевшей на Вороном, у него потемнело в глазах. Он знал, куда она едет.
С той минуты, как Нильс услыхал, что она двигает в конторе мебель, содержимое его нутра неодолимо рвалось наружу. Причем с обоих концов. Он едва успел добежать до уборной, что была при лавке. Вечером он несколько раз порывался подняться к ней в залу, чтобы повиниться и молить о пощаде. Но не преодолел себя.
Ночь он провел в муках, ему снились покойники и кораблекрушения.
Утром Нильс тщательно намылил и сбрил седую щетину, словно это для него сейчас было самое главное.
Он все еще подумывал о том, чтобы пойти к этой каменной Дине Грёнэльв и молить о снисхождении.
Но не мог заставить себя. Тянул минута за минутой. Наконец он увидел, как она выехала со двора, но даже тогда еще можно было остановить ее. Догнать, схватить лошадь за поводья…
Однако он знал Динину твердость. Знал, что она не смилостивится, пока он не встанет на колени.
И не мог.
Ему следовало уехать. Пока было время. Нечего было тянуть до Рождества только потому, что в усадьбе появился этот Лео, с которым можно было разговаривать по-человечески.
А карта! Ну что за ребячество считать, будто в Америку нельзя ехать без карты! Теперь же у него не было ни карты, ни денег.
Нильс зашел на кухню к Олине, чтобы узнать, не к ленсману ли поехала Дина.
— Думаю, у них есть о чем поговорить, — с сухим смешком сказала Олине.
Черный жар ударил Нильсу в голову. Он ничего не видел перед собой. Слышал только, как над ним грохочет голос судьи.
От кофе он отказался.
На кухне было светло и слишком жарко. С трудом дыша, Нильс добрался до своих комнат.
Днем одну из служанок послали к нему узнать, почему он не показывается. Он ответил из-за двери больным голосом, но к себе не впустил. Поднос с едой так и стоял нетронутый, когда служанка снова пришла, чтобы забрать его.
Девушка пожала плечами. Нильс и раньше, бывало, жаловался на недомогание. Чистый ребенок.
Дина везла через горы много денег, у нее были дела в банке. Часть пути им с Вороным пришлось преодолеть на трюгерах. Покорно, не подгоняя Вороного, Дина шла за ним по заледенелой, а в некоторых местах занесенной снегом дороге.
Они остановились на вершине. Отсюда река почти круглый год с вечным грохотом падала в ущелье и дальше в омут. Нынче струя воды была чуть заметна. Зеленые сосульки затейливым узором свисали с обрыва.
Дина долго смотрела на крутой склон, с которого когда-то сорвались сани.
Я Дина. Иаков не в омуте. Он со мной. Он не особенно тяжелый. Но назойливый. Всегда дышит на меня. Ертрюд нет в малиннике, что вырос на месте кузницы в Фагернессете. Есть только ее крик. Крик падает на землю, когда я беру ягоды в руку. И лицо у Ертрюд опять целое. Как виолончель Лорка. Я все считаю и выбираю за них за всех. Я нужна им.
Дина неожиданно вскочила на Вороного. Он вздрогнул и заржал. Эту расселину он недолюбливал. Не мог отделаться от воспоминаний. Дина громко засмеялась и похлопала его по шее.
— Н-но! — крикнула она и натянула поводья.
Поездка была трудная. Дина добралась до цели лишь после полудня. Кое-где ей приходилось расчищать дорогу для Вороного, который проваливался в рыхлый снег.
Наконец показались первые дома, люди выходили на крыльцо посмотреть, кто едет. Так здесь было принято.
Они сразу узнали Дину из Рейнснеса, которая без седла ехала на своем Вороном. Важная дама, а ходит в мужских штанах. Женщины и завидовали ей, и презрительно морщили носы. Но всем одинаково хотелось узнать, что привело Дину в эти места, зачем она пожаловала сюда в самое темное время года.
