Алиса ушла так же неожиданно, как и появилась. Марина выключила в коридоре свет, зашла на кухню и остановилась. Она смотрела на недоеденный борщ, остывшие булочки и давно кипящий чайник. На сердце было и легко, и тяжело одновременно. С одной стороны, она помирилась с Алисой, ссору с которой переживала очень тяжело, с другой – в первый же день перемирия она заставила подругу страдать. Марина прижала руку к груди, сердце закололо, неприятное ощущение не уходило, заставив ее присесть на стул согнувшись. Она так и не решила: правильно или неверно поступила. Продолжая вести с Алисой диалог, она пыталась объяснить, почему не сделала признания раньше, а только теперь отважилась. Ей казалось, что Лялька на все отвечает одной фразой: «Ты должна была это сделать гораздо раньше, Машка», – на что Марина отрицательно качала головой. Ни на день, ни на час раньше это не могло произойти, потому что все, связывавшее ее с Алисой, носило оттенок мистического провидения. Все события в их жизни предопределены – в этом Марина с некоторых пор была уверена. Что-то подсказало ей, что сегодня Алиса готова воспринимать правду из ее уст не как ревность, зависть, желание досадить.
Этот вечер стал переломным не только в отношениях Алисы и Вадима, но и Марины с Лялькой. Впервые Марина почувствовала, что может играть не только вторую роль в их дружбе. Сегодня она стала на одну ступень с казавшейся недосягаемой подругой. Ее страдания как бы уравняли их. Все, что случалось с Алисой раньше, воспринималось Мариной как неудачи, обидные промахи, но поправимые и в какой-то степени необходимые для жизненного опыта. Но то, что происходило с Лялькой последние три месяца – эта восторженность, безудержная страсть, слепота и нежелание ничего понимать, ни во что не вдумываться, должно было закончиться катастрофой. Марина почувствовала это давно, еще не зная, что Вадим женат и ведет двойную жизнь. Тайное стало явным, и в эту трудную минуту человеку необходима поддержка. Марина решила для себя, что именно она будет с Алисой, когда мир для нее вмиг перевернулся. Именно ей предначертано помочь подруге сохранить равновесие, остаться собой. Она сделает все, что сможет, она сделает даже больше. Она станет ее ангелом-хранителем. Ее трепетное обожествление Алисы полностью заслонило другие чувства. Так случалось часто, с тех самых пор, когда Софья Львовна впервые привела ее в свой дом. Она сможет отплатить благодарностью за щедро расточаемое этой семьей добро, за их поддержку и внимание.
Марина поднялась, посмотрела в окно. Она видела темноту и одиночество опустевших улиц. «Так же черно и одиноко у Ляльки в душе…» – подумала она и только тут поняла, что плачет. Она плакала беззвучно, не обращая внимания на теплые соленые ручейки. Обида за подругу разрывала сердце. Никакого облегчения слезы не приносили. – «Что за чепуха считать, что должно стать легче? Было бы легко, не было бы повода для слез». Марина решила, что сегодняшний вечер полностью исключил недомолвки, недоверие, женскую склонность к драматизации. Он показал, что связь между ними настолько сильна, что никакие обстоятельства не смогут разорвать этой дружбы. Нечто более сильное связало их раз и навсегда.
Вадим приехал домой в прескверном настроении. Он по привычке позвонил в дверь и только потом понял, что дома-то никого нет – Валя с Димкой в гостях. Белов чертыхнулся и, достав из кармана дубленки ключи, открыл замок. Зашел в прихожую, включил свет, швырнул на пол сумку, небрежно повесил вещи на вешалку. Долго не мог снять правый ботинок – шнурок безнадежно запутался в нерасплетаемый узел. В конце концов Вадим резко дернул его, порвал и с силой стащил ботинок с ноги. Грязные капли растаявшего снега вперемешку с песком и солью остались на руках. Глядя на них с брезгливостью и злостью, Белов отправился в ванну. Долго мыл руки, потом стоял и смотрел, как вода льется из крана и бесследно исчезает в отверстии раковины.
«Вот так и наш роман – был и нет. Никаких следов, словно сон. Который какое-то время помнишь, а потом…» – Вадим заставил себя не думать об этом, оборвав мысль. Он медленно закрыл кран, вытер руки мягким полотенцем, только сейчас заметив, что оно очень красивого салатного цвета. Вадим долго вертел его в руках, потом, мгновенно забыв о его существовании, сунул на батарею.
В спальне было темно. Вадим вошел, стал переодеваться, не включая свет. Он решил, что ему вполне достаточно узкой полоски света, пробивающейся в комнату из коридора. Он небрежно бросал свои вещи на стул, не заботясь о том, что рубашка упала на пол, брюки тоже сползли и черным пятном растеклись рядом. Белов поднял брови, словно удивляясь тому, что они посмели такое сделать, однако ничего поправлять не стал. Напротив, ему захотелось расшвырять непослушные вещи по комнате. Привыкли, понимаешь, к порядку, нечего! Вадим почувствовал, что он зол, зол как никогда, и самое лучшее, что он может сейчас сделать, – уставиться в телевизор или надеть наушники и слушать музыку. Так громко, насколько выдержат его барабанные перепонки.
Вадим надел пижаму, что делал крайне редко, мельком посмотрел на себя в зеркало и направился в гостиную. Там надел наушники, поставив свою любимую пластинку Тины Тернер. Огромное, уютное кресло приняло хозяина, бесшумно раскрывая свои объятия. Вадим закрыл глаза и постарался не думать ни о чем, кроме завораживающей музыки. Он потерял чувство времени и вздрогнул от неожиданности, когда к нему на колени вскочил ребенок. Маленькие ручки обвили его шею. Белов открыл глаза и увидел совсем близко Димкино лицо и в проеме двери Валю. Малыш прижался своим носом к его носу и забавно улыбался. Валя включила свет, от чего Белов в первый момент зажмурился и потер глаза.
– Привет, – сказал Вадим, сняв наушники и выключив музыку пультом дистанционного управления. Он пытался справиться с внутренним напряжением и очаровательно улыбнулся. – Как погостили?
– Хорошо, – не выговаривая «р», ответил малыш. Так же быстро, как вскочил отцу на руки, он оказался рядом с мамой. – Мы играли с дядей Степой.
– Это еще кто, дядя Степа? – удивленно поднял брови Вадим. – Мне известно только о Лене Архиповой.
– Один дядя, мы с ним играли в атаку! – с гордостью заявил малыш и убежал в свою комнату.
– Рад, что вам понравилось. Мама, а во что ты играла?
– Ладно тебе, не паясничай, – сказала Валя. – Степа – Ленин жених, к тому же хорошо знает тебя, потому что когда Димка представился «Дима Белов», поинтересовался, как звать его папу. Оказалось, что наш папа – его начальник. Есть у тебя Степан Рыбалко в отделе компьютерной сборки?
– Ну, конечно, есть. Как тесен мир, – задумчиво ответил Вадим.