— Моя крестница…
— Кора?
Запомнил! Потрясающе.
— Точно. На редкость развитый ребенок, но очень хрупкий для своих лет.
— Ей пять?
— Семь.
— Какая маленькая.
— Так вот, Билли с трудом запихивает в нее еду. Кора просто не любит есть, врачи советуют не беспокоиться, но Билли, конечно, места себе не находит. У нее вошло в привычку подносить ко рту дочери ложку с чем-нибудь как можно более питательным и со словами: «Объеденье! Ты только попробуй!» Кора — единственный в мире ребенок, который никогда не скандалит, но и она как-то не выдержала, выбила у матери из рук ложку и завопила: «Ненавижу объеденье!»
Я сунула в рот полную ложку, чтобы хоть на время лишить себя возможности рассказывать о крестниках. Вместе с тем я чувствовала себя обольстительницей, гнала прочь эти мысли, но безуспешно. Рядом с Джеймсом оказалось слишком просто быть самой собой.
— Завидую тебе. Я недолюбливаю своего крестника. Он вечно хнычет, а родители вечно оправдывают его капризы простудой, переутомлением, избытком впечатлений, хотя на самом деле он просто избалованный маменькин сынок. Естественно, я пытаюсь компенсировать свою неприязнь, в итоге трачу на крестника больше, чем вся остальная родня.
— Сколько ему?
— Пятнадцать.
Я рассмеялась:
— Значит, у нас есть кое-что общее. Моему крестнику чуть больше, но он уже подворовывает, курит травку и прогуливает школу.
— Славный мальчик.
— Ох уж эти дети, — хохотнула я. — Зачем их вообще заводят?
Джеймс задержал на мне внимательный взгляд.
Ой. Только не поймите меня превратно. Я не против детей, но видели бы вы мою подругу Франческу сегодня утром, или мою подругу Хэлен вчера, или мою подругу Билли, мерзнущую на автобусной остановке, чтобы купить на сэкономленные деньги полезную пищу, которая придется по вкусу ее дочери.
— Ты не хочешь детей?
— Как-то не задумывалась.
В этот момент я перестала быть самой собой и повела себя, как от меня ждали.
— Неправда, — мягко возразил Джеймс Кент.
— Чудовищная, наглая ложь, — кивнула я.
— Знаешь что? — Джеймс поднялся. — Давай прогуляемся и выпьем где-нибудь кофе, пока мы не испортили то, что так хорошо начиналось.
— Красиво сказано, — отметила я и тоже встала.
— Самому понравилось.
Он расплатился, мы попрощались с гостеприимным хозяином. Старуха по-прежнему сидела в углу и жевала бетель.
Мы сделали привал в итальянской кафешке, взяли эспрессо с мороженым, пристроились в углу у стойки и заговорили о пустяках. Прошел еще час, зал начал заполняться молодняком жутковатого вида, и мы поспешили уйти.
— Школьное море, — пробормотала я, уворачиваясь сначала от футбольного мяча, потом от велосипеда.
Джеймс взглянул на часы и чертыхнулся.
— Мне пора, — сказал он. — Прошу прощения. Поймать тебе такси? — Он вскинул руку, подзывая машину.
— Нет, я на своих колесах.
Подкатило такси.
— Куда? — спросил водитель.
— На Бейкер-стрит. — Джеймс повернулся ко мне: — Прости, что бросаю тебя так бесцеремонно.
— Спасибо, все было замечательно. Спасибо за обед, десерт и чудесную беседу. Поезжай, не стоит опаздывать.
— Давай когда-нибудь повторим, — предложил он и, не поцеловав меня на прощанье, забрался в машину.
Такси влилось в поток транспорта и прибавило ходу, невежливо выбросив облако черного дыма. Настроенная на длительное прощание, я сникла.
Проводив такси взглядом, я побрела к своей машине. Меня ждали тысячи дел, привести жизнь в порядок следовало как можно скорее, но домой не тянуло, и потом, я обещала проведать Хэлен. На перекрестке мой телефон зазвонил. Я переключилась на нейтралку.
— Алло!
— Завтра — не слишком быстро?
Я возликовала.
— Нет.
— Отлично. В таком случае — завтра вместе ужинаем.
— Звучит заманчиво.
— Я закажу столик там, куда пускают важных персон, и заеду за тобой.
— Кстати, откуда у тебя мой номер?
— От твоей подруги Саши.
— Она не говорила, что ты его попросил.
— А я и не просил. Она сама мне дала.
— Н-да?..
— Я два часа не сводил с тебя глаз, вот она и сжалилась надо мной. А может, просто хотела отделаться от тебя и была готова дать твой номер любому парню, у которого на лбу написано, что он одинок.
— Может быть, — согласилась я.
Очень даже может.
— Кроме меня, никто не звонил?
— Нет.
— Отлично. Завтра увидимся, Тесса Кинг.
Благодушие не спешило вернуться ко мне.
— До свидания, Джеймс Кент. — Я переключила передачу и помчалась по Эджуэр-роуд.
Всюду кошмарные пробки. Объехать их мешали припаркованные на двойной линии машины с детьми. Я не привыкла кататься по городу среди рабочего дня, иначе знала бы, что не стоит соваться на дорогу в час, когда школьники расходятся по домам. Спустя сорок пять минут, безнадежно застряв где-то у Паддингтона, я позвонила Хэлен. Ни ее мобильник, ни домашний телефон не отвечали, и я решила повернуть домой.
Билли согласилась, чтобы я нашла доказательства левых заработков Кристофа, но не позволяла сделать ни шагу, пока она не будет готова. Я не без оснований опасалась, что этот момент не наступит никогда и все мои старания пойдут прахом. Мой друг, адвокат, специализирующийся на разводах, разбогател за счет людей, которые когда-то в присутствии друзей и родных дали клятву любить, почитать и повиноваться — в современном, понятно, варианте. Однажды я спросила, куда же деваются родственные узы, и он объяснил, что если их не уничтожают измены, обиды и равнодушие, то завершающий удар наносят юристы. За несколько лет до того я побывала на его свадьбе и потому спросила, как идет его собственная семейная жизнь. И с облегчением узнала, что прекрасно, а потом не выдержала и начала выпытывать секрет. «Я знаю, как ужасен развод, потому изо всех сил стараюсь избежать его — точнее, мы оба стараемся. Но на всякий случай, — добавил он, — я позаботился о защите активов». По-моему, он не шутил. У него я узнала номер частного детектива, специализирующегося опять-таки на разводах. Меня предупредили, что детектив запрашивает дорого, но в случае успеха все затраты окупятся с лихвой. А поскольку Билли ни за что не отважилась бы на такой шаг, приходилось действовать тайком. Я знала, что Кристоф неглуп, но тщеславен, и собиралась ловить его на этот крючок. Я с умыслом позвонила Коре в тот час, когда она наверняка сидела дома только с няней. Пусть источник не самый достоверный, но Кора в курсе многого из того, что ей знать не полагается.
