Та ещё штучка (СИ) - Риз Екатерина

Получается, что все эти годы Филипп Рудаковский знал, где Кристина?

Вряд ли она была ему полезна, Кристина ничего не знала о делах Леши, да и, в принципе, не могла выдать своим похитителям никаких тайн. Это был доверчивый, застенчивый ребенок, несмотря на свои восемнадцать лет. Сейчас ей двадцать восемь или около того. Интересно, насколько она понимает, что сейчас происходит. И зачем Рудаковский собирается её привлечь к происходящему.

Хотя, вопроса: зачем, особо не существовало. Кристина нужна только для того, чтобы меня заинтересовать, убедить встретиться без свидетелей. И, кажется, Филиппу этот фокус удался. Я не смогу жить спокойно, если проигнорирую представленный мне аргумент. Я и без того много лет казнила себя за то, что невинной девушке пришлось расстаться с жизнью вместо меня. Раз за разом гоняла в своей голове одну возможность за другой, пытаясь понять, могла я спасти Кристину или нет. И оказалось, что девушка жива. Почувствовала ли я облегчение? Да, без сомнения. Часть вины с моей души упала. Но теперь я буду мучить себя вопросами, что ей грозит после того, как я откажусь встретиться с Рудаковским.

- Черт, черт, черт, - в сердцах проговорила я, пройдясь в очередной раз по комнате. В сомнении посматривала на телефон. Позвонить или не позвонить Ивану? Он, конечно же, настрого запретит мне выходить из дома, и сам в героя играть не станет, к чему ему рисковать ради чужой девчонки? Скорее всего, попытается лично связаться с Рудаковским и выяснить, чего тому от меня надобно. И всё этим испортит. Не для меня, нет, но вдруг испортит для Кристины? Неизвестно где и в каких условиях девочка прожила все эти годы, что с ней происходило. И если по моей вине на её голову свалятся ещё неприятности и невзгоды, я свою совесть точно не отмою.

- Ты куда собралась? – спросил меня охранник у ворот, когда я решительным шагом направилась к калитке. Между прочим, никто не давал ему разрешения обращаться ко мне столь фамильярным образом. Но я стерпела, подавила внутри себя возмущение. На мужчину глянула удивленно и свысока.

- В магазин я собралась, - ответила я. – Предлагаешь у тебя разрешения спросить?

От моего высокомерного, недовольного тона охранник немного опешил. Я видела, как он замер ненадолго, раздумывая над тем, как ему себя со мной вести.

- Никого не велено выпускать, - сказал он в конце концов.

Я равнодушно пожала плечами.

- А я хочу выйти. Боишься накосячить, сбегай к хозяину, спроси, стоит ли меня выпускать. А я пока схожу и куплю себе шоколадку.

- Какую, к чертям, шоколадку… - начал он.

А я подступила к нему на шаг, посмотрела прямо в глаза.

- Вот будь ты женщиной, и знай ты, что такое ПМС, не спрашивал бы. Так можно мне в магазин?

Он мялся, сомневался, правильно, кстати, делал. А я, не давая ему опомниться, отодвинула тяжелую задвижку на калитке, и вышла на улицу. Обернулась на ходу, мужику улыбнулась.

- Пока бегаешь, спрашиваешь, я уже вернусь.

Наверное, он от моей наглости растерялся, потому что критически протянул время, а я поспешила вперед по улице, в сторону небольшой площади с сетевым магазином, рядом с выездом из поселка. То и дело оборачивалась через плечо, всерьёз ожидая погони. Почему-то мне представлялось, как Соболевский сам лично гонится за мной по улице. Но никого не было, и до площади я добралась без всяких приключений.

На стоянке перед магазином были припаркованы несколько автомобилей. Но я даже присмотреться к ним толком не успела, потому что дверь черного «гелендвагена» открылась, как только я оказалась поблизости, высокий мужчина в темном костюме вышел мне навстречу, и предложил присесть на заднее сидение.

- Мы вас встречаем, Серафима Михайловна.

Передо мной стоял взрослый, серьёзный мужик, старше меня лет на десять, выше, наверное, на две головы, и я, в футболке и простеньких джинсах на Серафиму Михайловну как бы не тянула. Но он меня встречал.

- Давайте уже поедем, - нетерпеливо проговорила я, устремляясь к задней двери автомобиля. – Не хочу военных действий.

Заднюю дверь мне открыли, я запрыгнула в салон, и только тогда поняла, что на заднем сидении я не одна. Рядом со мной оказался ещё один мускулистый, серьёзный мужчина. Кажется, точно в таком же темном костюме, что и предыдущий. У них униформа, что ли? А я от его близкого присутствия в первый момент растерялась, и даже несколько струхнула. На одну меня столько охраны. Неужели ещё и вооруженной?

Автомобиль тронулся с места, и уже через пару минут мы выехали из поселка. Никто не пытался нас остановить. Даже не знаю, радоваться мне надо было этому обстоятельству или наоборот, впасть в панику? Я мысленно раз за разом называла себя дурой. Ну, куда я отправилась с незнакомыми мужиками? Для чего? Кого я спасать бросилась?

«Кристину», сама же себе отвечала я. Кристину я отправилась спасать, потому что девчонка ни в чем не виновата. А я, получается, её бросила в ту ночь. Подставила… Страшно подумать, как она жила все эти годы, раз её оставили в живых. Да и что с ней делали в ту ночь, в попытке разговорить. И из-за всех этих страшных мыслей, я сейчас и сижу в этой машине, и меня везут неизвестно куда.

Конечно, спрашивать о конечной точке нашего маршрута, было бесполезно. Никто бы мне ничего не сказал. Поэтому я откинулась на сидении и безучастно смотрела в окно. Телефон я оставила в доме, все равно бы отобрали, к чему рисковать. Мужчины тоже молчали, за всю дорогу ни одним словом не перекинулись. Водитель молча рулил, а эти двое сурово молчали. Что спокойствия, прямо скажем, не добавляло.

Ехали мы долго, больше полутора часов. Заехали в какую-то глубинку, колесили по дорогам, мне на глаза постоянно попадались указатели с названием сел, деревень и маленьких городков, которые мне ни о чем не говорили. И даже когда я поняла, что мы приближаемся к пункту назначения, никакого крупного поселения я рядом не приметила. В какой-то момент мы просто свернули на узкую асфальтированную дорогу, встреч нам попалась только маленькая деревушка без названия в одну улицу, и вскоре автомобиль подъехал к высоким воротам. Кажется, Рудаковский был ещё большим любителем одиночества и пряток, чем Соболевский. Наверное, при других обстоятельствах они нашли бы общий язык.

Естественно, что я занервничала, когда мы подъехали к воротам. На сидении выпрямилась, сделала вдох, попыталась представить, что меня ждет, но моей фантазии при всем желании бы не хватило. Так что, оставалось только ждать.

Территория дома была большой. Куда большей, что у дома Соболевского. Мой взгляд затерялся между высоких сосен, которые скрывали границы участка. Дом большой, и какой-то темный. Это мне не понравилось. Вроде бы окна настежь распахнуты, легкие занавески развеваются от ветерка, в саду цветы, но всё равно дом из темного кирпича придавал какой-то мрачный оттенок всему вокруг. Я из машины вышла, осторожно огляделась. Мне не было интересно, я инстинктивно искала пути для побега.

- Проходите в дом, Серафима Михайловна, - сказал мне мужчина, что молчал всю дорогу на переднем сидении. – Вас там встретят.

Я направилась по вымощенной дорожке к широкому крыльцу, чувствуя, что ноги меня в ту сторону вообще не несут. Но я шла, делала вдох за вдохом, но никак не могла надышаться тяжелым, с запахом хвои, воздухом.

Входные двери были подстать тяжеловесному виду дома. Высоченные, дубовые, с коваными вставками. Я поднялась на крыльцо и остановилась, засмотревшись на них. Даже голову закинуть пришлось.

- Здравствуйте, Серафима.

Я вздрогнула от неожиданности. Двери не открывались, а мужской голос я услышала откуда-то со стороны. Голову повернула и увидела мужчину. Моложавый, достаточно упитанный брюнет, с милыми щечками и, наверное, с ямочками, которые появлялись при улыбке. Коренастый, крепкий, в легких парусиновых брюках и просторной хлопковой рубашке. Он производил впечатление добродушия и приветливости, но это было лишь первое впечатление. Стоило посмотреть ему в глаза, и становилось понятно, что приветливость хозяина, лишь маска, и расслабляться в его присутствии не стоит.