воспитаю! Если уж я троих смогла выносить и воспитать, ещё с одним дитём и подавно справлюсь! А нашего папочку я пошлю на небо за звёздочкой.
Одним словом, мне всё было понятно. Конечно, в душе мне было обидно и за тройняшек, и за ещё неродившегося ребёнка. Но тут ничего не попишешь. Навязываться я не стану. А Сафаров меня удивил. Глядя на меня своим фирменным сумрачным взглядом, от которого меня всегда бросало в дрожь, он вдруг спросил:
— От кого и когда?
У меня, уже второй раз за этот удивительный вечер, полезли глаза на лоб. Я хотела сказать фразу, которую сегодня услышала от Эммы: “Наверное, не от святого духа”. Но не успела. Сафаров вдруг взревел страшным голосом:
— Я понял! Значит, этот паршивый музыкант от тебя не отстал и таки добился своего? Я убью его! Приеду и убью его! Жаль, в прошлый раз мерзавец мало получил. Ну теперь так легко он от меня не отделается.
— Какой музыкант? — пролепетала я и запахнула на груди рубашку. Мне стало зябко, а ещё страшно. Сафаров в гневе — это что-то.
— Что значит — какой? — чуть не поперхнулся Эльдар. — Или у тебя их несколько? От кого-кого, но от тебя, Марта, я такого не ожидал. Ты же была для меня символом чистоты, из-за чего я и стал тебя звать Подснежником! Холодная, недоступная, невинная…
Чувствуя себя без вины виноватой, я покраснела.
Сидевшая напротив меня Эмма ничего не поняла, поскольку мы с Даром разговаривали по-русски. Но, догадавшись, что у меня возникли какие-то проблемы, сходила в комнату и принесла мне плед. Я поблагодарила её кивком головы. Сафаров понял это по-своему.
— Как ты могла, Марта? — он уже не кричал, а разговаривал шёпотом. Наверное, выдохся.
И тут до меня дошло, кого Сафаров имел в виду. Ну, конечно, учителя музыки. Господи, да господин Мюллер и близко не стоял с Даром!
Я улыбнулась. Моё сердце просто переполняла глубокая нежность ко взрослому, умному, но такому смешному мужчине, который, будучи ослеплён ревностью, придумал большую проблему на ровном месте.
— И ты ещё улыбаешься?! — свистящим шёпотом ужаснулся Эльдар. — Тебе смешно, да?
— Я люблю тебя, Дар. С господином Мюллером у нас ничего не было. Зато было с тобой.
— Что за шутки, Марта?
— Это не шутки. Мы были, любимый, вместе, когда ты лежал в больнице. Правда, я совсем не уверена, что ты тогда что-то понимал. Но любил меня по-настоящему.
— Да?.. — между бровями Дара залегла продольная морщина. Но потом его лицо осветилось улыбкой. — Так, значит, это был не сон? Ты приходила ко мне, Марта? Ты хотела меня, да?
— Вообще-то, я приходила узнать, что тебя беспокоит, по просьбе фрау Майер, — я немного смутилась, но продолжила: А затем ты притянул меня к себе, и я не смогла сопротивляться.
— Ты не смогла сопротивляться, — зачарованно повторил Дар и воскликнул: Какая же ты у меня умничка, Марта! Я так мучился на следующий день, думал, что это во сне мне было так хорошо! Хотя, если честно, меня тогда очень смущала моя измятая постель.
— Не зря смущала, — я тихонько рассмеялась.
— И теперь у нас будет ребёнок? — спросил Дар и посмотрел на меня с надеждой в глазах.
— Да! Я сама об этом только недавно узнала, — и показала ему тест с двумя полосками.
Вопросов стало ещё больше
После разговора с Мартой Сафаров хотел вылететь в Германию. Конечно, в Москве у него было много дел, однако мысль, что он вновь может стать отцом, оттеснила на задний план всё остальное. И, наверное, именно так он бы и поступил, если бы не одна встреча…
У восточных народов принято приходить в дом усопшего в течение сорока дней после его ухода, чтоб принести близким соболезнования, если по каким-то причинам это не удалось сделать сразу. Для таких случаев в доме всегда накрыт стол. Людей обязательно встречает кто-то из близких покойного.
Все эти дни в родительском доме, помимо Эльдара, находилась одна из его сестёр. Однако в тот день, когда Сафаровых навестил знакомый их отца, в доме никого не оказалось, кроме Эльдара. Попросив Зухру, которая прислуживала Шахнозе, а после её ухода осталась здесь кем-то вроде экономки, приготовить чай, Эльдар пригласил гостя присесть.
Этот человек, Азад Вахидов, в начале 80-х годов прошлого века работал вместе с Амиром Сафаровым на советско-германском предприятии “Висмут”. Отец Эльдара трудился там в качестве инженера-геолога, а дядя Азад работал врачом. Его пригласили в это престижное, в глазах советских людей место, так как он хорошо владел немецким языком.
Очень скоро земляки подружились. Однако спустя два года Амира отправили обратно в Советский Союз за связь с немкой. Вообще, семейных мужчин в Германию командировали, как правило, на пять лет вместе с их семьями, а холостых — на три года. Но из-за того, что Шахноза в своё время отказалась ехать на чужбину, глава семейства отправился один.
Наверное, в этом случае он мог проработать заграницей не меньше трёх лет, но любовь к Ангеле Шмидт поставила на карьере Амира Сафарова жирный крест. Он не только лишился партийного билета, но ещё некоторое время находился под наблюдением КГБ, как человек неблагонадёжный.
Разумеется, Азад Вахидов знал о жизненных перипетиях своего товарища. Но, в отличие от невезучего геолога, он сумел закрепиться в Германии и проработал в “Висмуте” вплоть до распада СССР. Ну а потом смысла возвращаться в страну он уже не видел.
Поскольку за годы своей работы Азад сумел обзавестись друзьями и полезными связями среди немцев, то нашлись люди, которые предложили врачу-профессионалу, владеющему немецким языком, остаться в Германии и помогли с получением гражданства.
Вахидов работал в больнице небольшого городка близ Берлина, где поселились с семьями также несколько его бывших сослуживцев. Сейчас он вышел на пенсию и решил приехать на родину поклониться могилам родителей, а заодно проведать родственников и знакомых. Узнав об уходе Шахнозы, а еще ранее Амира, зашёл в дом Сафаровых, где застал Эльдара.
После приветствия Вахидов выразил Сафарову свои соболезнования, а Дар, как водится, пригласил гостя к столу.
С большим волнением хозяин дома слушал рассказы дяди Азада, как вместе с его отцом они работали на совместном предприятии; с какими трудностями в то время сталкивались; как молодые, энергичные, любознательные, они пытались уйти от слежки комитетчиков, и иногда такие фортели им удавались.
Молодым мужчинам просто хотелось получше узнать другую страну, а комитетчикам во всём мерещились предательство и шпионаж. Однако в том, чтоб постоянно находиться под присмотром агентов КГБ, — хорошего
