— Как вы, мои любимые девочки, не заскучали? — произношу шёпотом. Одной рукой приобнимаю Лилю за талию, заглядывая через её плечо в коляску. Вторую свою руку держу за спиной.
— Поля — умничка, проснулась минут пять назад и сразу мне улыбаться начала.
Крохотное чудо с выразительными голубовато-серыми глазами смотрит на нас, агукая на своём языке и бодренько болтая в воздухе ножками и ручками. А меня накрывает волной умиления.
— Это у нас семейное, — вдыхаю такой родной запах Лилиных волос. — Я тоже, как просыпаюсь, сразу тебе улыбаться начинаю.
Лиля ведёт плечом, мило смущаясь. Я, воспользовавшись моментом, неожиданно для неё протягиваю ей из-за спины кое-что ярко-жёлтое. Из-за этого сюрприза мне пришлось прервать ненадолго нашу совместную прогулку и затеряться в той части парка, где Лиля не смогла бы меня спалить в стремлении сделать ей приятное.
— Это тебе.
— Одуванчики? — в Лилином вопросе звучит и удивление, и благодарность одновременно.
— Как видишь.
— А за что?
— Просто так, — передаю Лиле цветы, а сам беру управление коляской в свои руки. — Ты не подумай, что я пожалел денег на шикарный, кричащий о своей дороговизне букет из магазина. Но, насколько мне не изменяет память, ты мне как-то говорила, в начале нашего знакомства, что любишь искренние эмоции, которые невозможно купить за деньги. Вот тебе одуванчики. Их нельзя купить за деньги. Соответственно, и эмоции от них тоже.
— Артём Сокович, — Лиля, качая головой, бережно сжимает в руках приличную по толщине ножку букета, — вы не перестаёте меня удивлять.
— Это моё предназначение — тебя удивлять.
Может, так совпало, но после моих слов Поля начинает недовольно хныкать в коляске.
— Не ревнуй, зайка, — обращаюсь к маленькой принцессе. — Как только чуть подрастёшь и научишься внятно изъяснять свои мысли, расскажешь мне о своих предпочтениях, и я обязательно что-нибудь придумаю, — протягиваю к Поле руку, и она тут же крепко хватает меня своей крошечной ручкой за палец.
Непроизвольно таю от такого трогательного прикосновения, заставляющего мой внутренний мимиметр зашкаливать по всем показателям.
— Что-то мне подсказывает, что я обзавелась конкуренткой, — Лиля с интересом наблюдает за нашим с Полей невербальным общением.
— В каком смысле?
— Поле всего два месяца, а она уже из тебя верёвки вьёт.
— С чего ты взяла?
— Ты бы видел сейчас своё лицо.
— Вы же девушки, — переключаюсь с одной красоты на другую. В данном случае, с Поли на Лилю, — у вас свои способы воздействия. Глазками невинно похлопать. Схватить нас за что-нибудь невзначай своей ручкой. И всё, делай с нами, что хочешь.
— Я б схватила, будь мы наедине. Но мы в парке, и с нами ребёнок, — с серьёзным лицом, но смеющимися глазами освобождает руки, укладывая букет одуванчиков на коляску. Аккуратно достаёт из неё суетливую Полю, тянущую в рот свои пальчики. — Её пора кормить.
Присаживаемся на свободную скамейку. Я паркую детский транспорт сбоку. Мимо нас активно прогуливаются пожилые женщины, занимающиеся скандинавской ходьбой. Одна из них произносит, глядя на нас с теплотой во взгляде:
— Какие молодые родители.
Мы с Лилей молчаливо переглядываемся.
— Приятно посмотреть, — продолжает. — А дочка и папа — так просто одно лицо.
— Что, правда, похожи? — интересуюсь у Лили, когда невольные свидетели наших почти семейных посиделок на скамейке сливаются с толпой.
— Да, похожи. У вас уши одинаковые, — стебётся, язва.
— Могла бы и подыграть, — кручу в руке погремушку-пищалку в виде бабочки. — А Поле уши, как у меня, не нужны. Она же девочка. Вот если бы ей мои глаза передались, — не могу не удержаться от соблазна пошуршать разноцветными текстильными крылышками и подёргать за пластиковое кольцо погремушки.
— Время покажет. Может, с возрастом и проявятся какие-то общие черты, — Лиля словесно меня подбадривает. — Подай, пожалуйста, бутылочку. Она в рюкзаке, в переднем кармане.
Исполняю просьбу. И налюбоваться не могу такой трогательной картиной, являющейся для меня в эту секунду зрительным запрещённым приёмом.
— А, вообще, тебе очень идёт, — намекаю на то, как заботливо Лиля держит Полю на руках.
— Ой, перестать.
— Вот смотрю на тебя и начинаю любить ещё сильнее.
— Я ничего сверхъестественного не делаю. Всего лишь кормлю твою сестру из бутылочки. Это оказалась не так сложно. Аня мне все указания дала.
Нет, это как раз что-то сверхъестественное и необъяснимое. Быть причастным к этому. И наблюдать за этим.
Какими же могут быть люди бесчувственными сухарями, не проникающимися такими простыми, на первый взгляд, вещами, как: искренняя улыбка твоего ребёнка, его бессознательные к тебе прикосновения, его объятия, его первые слова, первые шаги, первые успехи.
И пусть Поля не моя дочь, а сестра по отцу. Она уже чувствует, несмотря на большую разницу в возрасте, мою братскую к ней любовь. И любовь Лили, запрограммированные материнские инстинкты которой делают свое дело: ребёнок, почувствовавший тепло женского тела, спокоен, расслаблен и доволен. А я доволен, что рядом со мной такая девушка. Понимающая и готовая разделять со мной и трудности, и моменты радости.
Мы не первый раз вместе гуляем с Полей, когда Аня с отцом приезжают в гости к Диме. И сам факт того, что они доверяют мне сестру, позволяя хоть немного, но участвовать в её жизни, разрывает меня на эмоции. А поддержка Лили и её искренняя заинтересованность в этом деле заставляет чувствовать себя по-настоящему счастливым.
Достаю из рюкзака Полароид в желании запечатлеть моих красивых девочек в лучах летнего солнца. Стараясь не мешать их бессловесному, построенному на одной мимике и понятному только им обеим диалогу, отщёлкиваю всю кассету. На снимках получаю особое магическое настроение и неподдельные эмоции. Дети растут быстро, и такие волнующие моменты не удастся больше повторить.
Когда время, выделенное для прогулки с сестрой, заканчивается, возвращаем Полю родителям. Лиля остается сидеть в машине. И это было правильным решением, так как в квартире родственников я сталкиваюсь с Тимуром. Он как всегда надменен и делает вид, что это он, а не я, инициатор нашего с ним игнорирования друг друга. Но всё же не удерживается от предсказуемого вопроса, когда в прихожей мы остаёмся один на один:
— Где Гордееву потерял? Или поссорились, не выдержав испытаний семейным бытом? — язвительно бросает за моей спиной.
— Не мечтай, — одеваюсь перед зеркалом, ловя в отражении его саркастическую улыбку.
— А, может, она тебя бросила? — снова пытается задеть, как будто первый мой ответ вообще мимо его ушей пролетел.
— Не дождёшься, — не вслушиваясь в завистливые умозаключения, закрываю за собой входную дверь.
Как хорошо, что в этой квартире я теперь редкий гость. Поводом появиться здесь с недавнего времени служит только моя сестра. Все остальные контакты постольку-поскольку.
— Представляешь, разговаривала сейчас с мамой, она впервые задумалась о размене квартиры, — Лиля встречает меня, когда сажусь в машину, весьма неожиданной новостью.
— И что ты об этом думаешь?
— Пока не поняла. Но чую, что веет какими-то переменами. Ещё и Сергей, командировочный который, начал активничать по отношению к маме.
— Татьяна Владимировна умная женщина. И я уверен, что она поймёт для себя, что ей действительно важно. И примет в связи с этим правильное решение. А нам останется только её поддержать.
* * *
Под вечер заряжает дождь. Выходя из душа и переступая в прихожей через остатки обоев, выкинуть которые у меня никак не доходят руки, я вспоминаю, как мы с Лилей пережили первый для нас ремонт. Наша комната теперь не давит душно голыми стенами, а приятно окутывает домашним уютом. Во время покупки и поклейки обоев не обошлось без разногласий, конечно. Но в отношениях главное не «никогда не ссорится», а уметь мириться. А примирение после ссоры, особенно если оно проходит в горизонтальной плоскости, как по мне, стоит того, чтобы сначала выпустить пар на словах, а затем в постели.
