чувствую. Двое!
— Сережа, это не смешно! — возмущенно воплю.
Нагорный улыбается. Хитро так. Подмигивает и кладет свою ладонь мне на живот. Поглаживает. Щекочет. Я напрягаюсь. Почему у него такой взгляд, будто он знает что-то, чего не знаю я…
Двойня? Да нет, такого не может быть. Исключено! Анна Львовна бы так не промахнулась. Точно нет! На моем сроке уже можно со стопроцентной вероятностью определить, сколько их. Плодов.
— Одно я знаю точно, Карамелька, — щелкает меня по носу муж.
— И что же?
— Секса в ближайшие двадцать девять недель у нас не будет.
— Эй! Но мне можно! — хмурюсь. — Мне нужно!
— Я сегодня увидел, как тебе “можно и нужно”. Чуть кони не двинул от испуга. Второй раз такого потрясения мое мужское достоинство не выдержит.
— Да ты сам первый сдашься! — дую губы я. — Еще приползешь ко мне, умоляя!
Наглая Нагорновская мордаха расплывается в улыбке. Он подмигивает и протягивает руку, спрашивая:
— Забьемся? Кто сдастся первый?
Я щурюсь. Смотрю на протянутую ладонь мужа и в глаза. На ладонь и в глаза.
Улыбаюсь. Принимаю вызов. Обхватываю ладошкой его, спрашивая:
— И на что спорим?
Стеф
После новости о скором пополнении в нашей семье время полетело с космической скоростью. В круговороте осмотров, токсикоза, гормональных взрывов и прочих “радостей” беременной жизни мы с Сережей плотно занялись ремонтом и обустройством своего уютного семейного гнездышка. Частенько спорили, ссорились, упрямо бодались в процессе выбора цвета стен в гостиной или материала для мебели в кухне, но в конечном счете все равно оба соглашались с Людоедовной и целым штатом дизайнеров, которых она наняла. Положа руку на сердце, спустя четыре месяца ремонта я смогла-таки признать, что не такой уж она и ужасный человек, эта Людвига Львовна.
На работе тоже все закрутилось. Коллекция за коллекцией. Фирма набирала обороты, и спрос на наши вещи рос в геометрической прогрессии. Сережа мотался по городам, заключая все новые контракты, нигде не задерживаясь дольше суток. Я же готова была жить на работе. Первые месяцы беременности точно! Но бдительный наседка муж едва ли не шантажом и угрозами тащил домой и неизменно окутывал уютом, теплом и чрезмерной заботой, от которой иногда хотелось взвыть. Серьезно!
До свадьбы я и близко представить не могла, какой из Сережи получится муж и отец. А сейчас представляю и понимаю: исключительно самый лучший. Иногда раздражающий своей настойчивостью, выбешивающий своей самовлюбленностью, но всегда внимательный и терпеливый. Чуткий и нежный. В любом вопросе! От покупки арбуза зимой посреди ночи до запойного просмотра со мной слезливых турецких драм.
Кстати, как я потом узнала, Лада тоже “страдала” подобной ерундой во вторую беременность. И да, они с Анфисой стали для меня не просто подругами, а кем-то вроде сестер и наставниц. Опытные мамочки со стажем, которые всегда готовы были примчаться на помощь по первому зову. А помощь мне нужна была частенько. Не могу сказать, что волшебные девять месяцев с ребеночком под сердцем (который, кстати, там все-таки был один!) были такими уж безоблачными и блаженными. Но они точно стали одними из самых запоминающихся и значимых месяцев моей жизни.
Иногда, оглядываясь назад, я с трудом представляю себе, как я вообще тогда жила. До Сережи. До нашей скоропостижной свадьбы и неожиданной беременности. До всего того и всех тех, кто окружает меня сейчас. Оглядываюсь и понимаю, какой пустой тогда была моя жизни. Несерьезной. Незначимой. Пресной и серой. Как редко я улыбалась и как часто просила о чуде.
Чуде, которое случилось в этот год моей жизни дважды! Сначала летом, с возвращением в мою жизнь Сережи. А потом в конце зимы, с рождением нашего крохотного, очаровательного, розовощекого сыночка — Ярика. Маленького богатыря с папиной улыбкой и мамиными глазами. Со взглядом, полным безграничной любви к этому миру и характером… ну, а какой еще мог быть характер у нашего с Сережей сына?
Примерно два года спустя.
Тридцать первое декабря.
Сергей
— Не лезь, — бурчит Карамелька.
Ага-ага…
— Сережа! Я собираюсь, а ты мне мешаешь!
— Мешаю? — удивленно переспрашиваю, вытаскивая ладони из-под подола платья жены, которая уже битый час крутится перед зеркалом.
— Мешаешь!
— Ну, только если чуть-чуть.
— Если ты не перестанешь меня лапать, то мы никуда не уйдем.
— Если ты хотела меня напугать, то к твоему сведению, это больше прозвучало, как обещание, нежели угроза.
— Эй! Ты же сам настоял на том, чтобы поехать.
— Можно, я перенастою?
— Нельзя! Я купила офигенное платье, два часа делала прическу, и я хочу увидеться с Фисой, Ладой и Ниной. А Ярик ждет, не дождется встречи с Фло. Так что нет, нельзя.
Я закатываю глаза и тяжело-тяжело вздыхаю. Обнимаю свою сногсшибательно красивую жену и упираюсь подбородком в ее плечо. Она красит свои сладкие губы, я наблюдаю и думаю, какой я олень! Через час нас ждут в гости Демьян с Анфисой, которые по случаю Нового года собрали всю нашу компанию. И чем дальше, тем сильнее я начинаю сомневаться, что действительно хочу в эту праздничную ночь покинуть наше с Карамелькой уютное гнездышко. Народу будет полный дом! Начиная бабушками и дедушками и заканчивая целой оравой спиногрызов. Там одна Флоренция шума создает за десятерых! А Флоренция в компании внуков… туши свет, гаси салюты.
Кстати, о спиногрызах. Где Ярик? Что-то наш бандит опасно притих…
Прислушиваюсь. Из детской ни шороха.
— Нагорный, блин! — топает ногой Стеф, когда мои ладони в очередной раз оказываются на ее уютной попке, сжимая. — Я сейчас тебя укушу!
— Кусай. Я весь твой.
Стеф, крутанувшись, клацает зубами прямо у меня перед носом:
— Я не шучу! Если не перестанешь, то посажу на секс-диету и отправлю в ссылку на диван.
— Воу.
— На ближайшую неделю!
— И ты, как жены декабристов, следом за мной в ссылку отправишься?
— Не дождешься.
Я улыбаюсь:
— Ну-ну. Знаем мы твою силу воли. Проходили.
— Тогда я была беременна Яриком! — охает Стеф. — Ты не можешь меня этим упрекать! Я была неадекватная, и у меня шалили гормоны.
— Напомни, сколько ты продержалась без меня в спальне? День? Два?
— Неделю, вообще-то!
И это была единственная неделя с момента нашей свадьбы, которую мы провели порознь. С тех пор на ночевки друг без друга у нас обоих жесткое табу. Поэтому, понимая, какая эфемерная поступила угроза, я растягиваю улыбку еще шире, напоминая:
— Кстати, тридцать первое декабря, Карамелька.
— Спасибо, капитан очевидность. То-то я не знала.
— Я это к тому, что прекрасная
