Нина понимала, что главная опасность заключалась в том, что можно наскочить на кого-нибудь, кто знал Воробьева. А затем – миновать милиционеров на выходе. По идее, им должно быть все равно, в каком состоянии покидают службу творческие работники, но это смотря по тому, какой человек стоит на вахте. С учетом того, что антиалкогольную кампанию никто официально еще не отменял, можно было напороться и на сверхретивого служаку, который несет не только должностные обязанности, но не против включать в них и общественный долг, который требовал борьбы с пьянством. Во всяком случае, на производстве.
– Ну, Женя, – сказала она, – не дыши, голову вверх, взгляд ясный, походка твердая. Менты перед нами.
– Плевал я на ментов, – спесиво заверил Воробьев, но совета послушался.
К счастью, молоденького милиционера больше интересовали документы, чем их предъявители. Документы он рассматривал с очень большой тщательностью, а по лицам лишь пару раз скользнул взглядом.
Через минуту они оказались вне территории студии, Нина освободилась от руки Воробьева, перевела дух и сказала весело:
– Все! Пронесло! Шкандыбай домой!
– Шкандыбаю, – серьезно ответил тот и совершенно спокойно уселся на тротуар, привольно раскинув длинные ноги.
– Ты что тут делать собрался? – крикнула Нина.
– Приспну и пойду. Вы, мадам, свободны.
Она поняла, что пьяное путешествие еще не окончилось, что Воробьев имеет еще много шансов влипнуть в скверную историю и что раз уж она взялась за это паскудное дело, то его придется завершать до конца.
– Вставай, – сказала она, стараясь не смотреть по сторонам, чтоб не видеть осуждающих и презрительных лиц прохожих. – Вставай, подонок, и пойдем домой. Я тебе там выпить дам. Водки.
– Выпить? Дельно. А где моя машина?
– Какая?
– Знойно-зеленый «жигуленок». Я внутрь студии не въезжаю. Если не угнали, то должен быть здесь.
Нина оглянулась. У тротуаров стояло всего две машины – светлая «волга» и салатовый «жигуленок».
– Глянь налево! Твой?
Перебирая ногами, Воробьев повернулся и блаженно принялся улыбаться.
– Мой, родненький, мой хороший.
– Ключи не потерял? – Нина решила, что муки свои может сейчас закончить быстро и разом. Запереть Воробьева в машине, оставить ему те капли коньяка, которые еще плескались на донышке бутылки, вернуться на студию и отдать ключи Максиму. Пусть дальше разбираются со своим другом, как им угодно.
– Документы, ключи от хаты и авто Воробьев не теряет никогда! – гордо сообщил он, вытащил из кармана ключи, обошел машину, открыл правую дверцу и упал на сиденье, тупо глядя перед собой.
– А где руль? Руль пропал.
– Руль слева! – в полном расстройстве объяснила Нина, мгновенно смекнув, что пьяный идиот сейчас может перебраться к рулю, запустить двигатель и покатиться навстречу уже настоящей и непоправимой беде.
– Давай ключи, – со злостью сказала она. – Живешь далеко?
– Даниловский рынок, Даниловские бани. Между ними.
Нина за время длительных прогулок с Игорьком в коляске уже хорошо ориентировалась в районе и поняла, что жилище Воробьева, как и ее квартира, совсем рядом. Можно было рискнуть довезти, не имея автомобильных прав в кармане. Район спокойный, и шансов с утра нарваться на ГАИ было немного.
– Указывай дорогу, – сказала она уверенно и включила мотор.
Пять лет, что она не сидела за рулем, совершенно не сказались на ее умении. Она вспомнила, что прочла где-то, будто плавать и кататься на велосипеде человек никогда не разучивается. С автомобилем, с его управлением, получалось то же самое.
Она немного все же ошиблась дорогой, прокатилась мимо Донского монастыря, повернула у рынка, оставив его слева, приметила красное здание бани, которое было разрушено и стояло за забором, и в этот момент Воробьев открыл глаза и дико заорал:
– Стой! Приехали!
Нина так ударила по тормозам, что Воробьева швырнуло на ветровое стекло, и каким-то чудом он это стекло не вышиб.
– Ну и водила! – захныкал Воробьев. – Ты что, дрова везешь?
– Хуже дров. Колоду бесчувственную.
– Ладно, вали отсюда.
– Нет уж, – обозлилась Нина. – Если втянул меня в свои делишки, то я должна их до конца доделать. У твоего дома стоим?
– Кажись, так...
– Этаж какой?
– Третий.
– Пошли.
Без лифта по лестнице они вскарабкались на третий этаж, и Воробьев споткнулся дорогой не менее десяти раз. Уже когда он открывал ключами дверь, Нина слышала, что в квартире заливается телефон.
Но Воробьев, сильно и расслабленно шатаясь, прошел в прихожую, миновал первую комнату с телефоном и во второй рухнул на диван.
– Взять трубку? – в спину ему крикнула Нина. – Может, какие важные дела?
– Возьми. Но врагам не отвечай. Врагов убивай. Нина сняла трубку и молча слушала ее, пока не послышался осторожный голос Максима.
– Это квартира Воробьева?
– Да.
– Это вы, Нина? – обрадовался тот.
– Я.
– Все в порядке? Труп доставлен на место?
– Доставлен.
– Очень хорошо, спасибо вам большое. Подождите минутку, с вами будет наш главный редактор говорить.
Нина подождала. Жесткий голос произнес требовательно:
– Здравствуйте, Нина. Говорит Аркадий Андреев. Как он там?
– Терпимо. Думает, что заснет, но сейчас его снова жестоко мутить начнет.
– Дело хуже, чем мутить, – в голосе Андреева зазвучало колебание. – В последний раз он допился до... Как тут вам сказать...
– «Беляка» поймал? – засмеялась Нина.
– Ну да, было нечто вроде белой горячки. Вы не могли бы побыть там часа два, мы освободимся и разом приедем?
– Послушайте, я не знаю, какой вы там начальник, но я всего-навсего уборщица. В мои обязанности вовсе не входит развозить по домам пьяных и нянчиться с ними. У меня ребенок дома на чужих руках и вообще...
– Все правильно, Нина, – ровно ответил Андреев. – Но своими действиями вы сразу попали в нашу «команду». Проще сказать, стали своим человеком. Это, согласитесь, тоже немало. Мы приедем не позже, чем через два часа. Договорились?
– Ладно, – нехотя ответила она и положила трубку. Возиться с Воробьевым ей не улыбалось, и она с любопытством осмотрела квартиру. Через пару минут пришла к выводу, что нечасто в своей жизни видела подобные ухоженные, великолепные квартиры, словно с обложки мебельных журналов. Вся чистая, вылизанная, с еще не вылинявшей и не потертой заграничной мебелью, квартира эта никак не соответствовала облику горького пропойцы, который уже составился в голове Нины по отношению к Евгению Воробьеву. Два японских телевизора и два видеомагнитофона, пара кожаных кресел с высокими спинками, а в большой комнате просторный круглый стол и полдюжины стульев вокруг него. Застекленные книжные полки на всех стенах и яркие цветные фотографии, окантованные медными рамочками.
