Он проводил ее взглядом с выражением ярости на лице. Потом подошел к двери, посмотрел, как она исчезает в глубине коридора, и с силой захлопнул дверь. Он не думал ее догонять, не пытался остановить. Он знал, что теперь делать, если еще не слишком поздно.
* * *
Эшли вышла из здания, заливаясь слезами. Она понимала, что все еще любит его, но не могла больше связывать с ним жизнь и теперь знала почему. За его глазами скрывалась пустота. Она никогда не позволяла себе увидеть это, да и не хотела. Она внимала его словам и верила обещаниям, а когда он не выполнял их, прощала. Но больше так продолжаться не могло.
Добравшись до Малибу, ослепленная слезами, Эшли вошла в дом. Наверное, теперь придется уехать отсюда, но это не имело значения. Он мог забрать этот дом в обмен на ее свободу. Ну и пусть, у нее есть все, что нужно: память о том, как она его любила, и дочери.
Дрожащими пальцами она набрала номер матери одной из девочек, что были в лагере вместе с Кендалл и Кассией и попросила забрать к себе домой, сославшись на высокую температуру и ужасную простуду. Эта женщина с готовностью предложила оставить девочек у себя на ночь. Эшли сказала, что это было бы замечательно. И ее голос звучал при этом так, словно она и впрямь была нездорова.
После этого она поднялась наверх, легла в постель, свернувшись калачиком, подумала, появится ли Маршалл, чтобы убедить ее передумать. Но, как бы то ни было, она не изменит своего решения. Но он не приехал и не позвонил: просто дал ей уйти из своей жизни. И она знала, что никогда не забудет гнев в его глазах. Он не был убит горем или напуган оттого, что она посмела не подчиниться ему и он разорвал свой брак впустую. Она не могла винить его: знала, что так будет, но ей нужно было спасать себя.
Джефф звонил ей несколько раз этим вечером. Она не отвечала и не слушала его сообщений, не хотела слышать его голос: ей нужно было время, чтобы выплакаться. А Маршалл так ни разу и не позвонил. Она проплакала всю ночь. Правда была раскрыта, и как бы больно ей ни было, она знала, что поступила правильно. Теперь она свободна.
Маршалл вылетел из Лос-Анджелеса в шесть часов вечера в тот же день. В офисе все было спокойно, и ему нечего больше было сказать Эшли. Он не собирался распускать слюни и доказывать, что любит ее. Он и так сделал достаточно. По дороге в аэропорт он позвонил в Тахо, и домработница сказала, что Лиз уехала в Росс на ночь и вернется только завтра. Это все немного упрощало для него.
Самолет приземлился в Сан-Франциско около семи часов вечера, а к дому в Россе Маршалл подъехал в восемь: на мосту была пробка.
Когда он вошел в дом, Лиз была в гостиной – разбирала стопки книг и раскладывала по стоявшим картонным коробкам. Она уже позвонила агенту по недвижимости, и они собирались открыть дом для осмотра на следующей неделе, так что она начала избавляться от ненужных вещей.
– Что ты здесь делаешь? Я думала, ты в Лос-Анджелесе, – произнесла Лиз ледяным тоном.
Именно поэтому она приехала в Росс, оставив Линдсей одну на озере. Они в доме сейчас одни.
– Я вернулся, – покаянным тоном сказал Маршалл. – Мне нужно поговорить с тобой.
– Мне нечего сказать. Я хочу, чтобы ты ушел. Я возвращаюсь в Тахо завтра утром, тогда и сможешь прийти сюда. И я хочу, чтобы ты съехал, прежде чем мы вернемся. Дом начнут показывать на следующей неделе.
– Ты продаешь его? – спросил он, не трогаясь с места.
Лицо Лиз было опустошенным, а глаза холодными. На ней были порванные джинсы, старая футболка и кроссовки, чтобы было удобнее упаковывать книги. И было видно, что ей все равно, как она выглядит. Маршалл заметил, что она сильно похудела за эти несколько дней.
– Да, я продаю дом, – безучастно произнесла она.
Лиз не стала говорить, что решила перебраться в город и Линдсей эту идею одобрила. Она собиралась начать новую жизнь, и в ней ничто не должно напоминать о жизни с Маршаллом. Для этого следовало избавиться от дома в Россе как можно скорее и никогда больше его не видеть. Все их существование здесь было пропитано ложью, и она не хотела никаких воспоминаний об этом. Лиз решила продать все, даже мебель и произведения искусства. Она хотела начать все с чистого листа, чтобы ничто не напоминало о нем.
– Я просила тебя уйти, – повторила Лиз.
Все сложнее, чем думал Маршалл. Вместо того чтобы выполнить ее просьбу, он сел и стал наблюдать за ней, в то время как Лиз полностью его игнорировала.
– Послушай, – начал он как можно мягче. – Все, о чем я тебе рассказал в тот день, должно было быть сказано. Я больше не мог жить с этой ложью. Мне следовало сказать тебе много лет назад, Лиз, но я не смог. Прости, был не прав.
Он снова встал и медленно сделал несколько шагов к ней, словно к зверьку, которого боялся напугать, – раненому зверьку, которого подстрелил, а теперь искал в чаще леса. Она пряталась от него.
– Я попал в трудную ситуацию, не знал, как из нее выбраться, я чувствовал себя ответственным перед ней. Она была молода, без средств к существованию, к тому же забеременела, но я всегда был предан тебе, поэтому и не оставил ради нее.
Говоря это, он размышлял, было ли это правдой. Любил ли он Лиз больше, чем думал, и именно поэтому не оставил ее? Или хотел избежать скандала, бросив жену ради другой женщины, которая родила ему двоих детей? Он уже ни в чем не был уверен. Единственное, что его сейчас заботило, – любым способом избежать скандала, который сейчас разразится. Для них всех будет лучше, если они просто забудут о прошлом и продолжат жить как жили. Во всяком случае, лучше для него и для Лиз, которой будет тяжело начать новую одинокую жизнь в ее возрасте, хотя этого он ей не сказал.
Когда Маршалл заговорил, Лиз оставила свое занятие и повернулась, чтобы посмотреть в его глаза своими – полными презрения и ненависти, что буквально потрясло его. Эшли выглядела измученной, когда пришла к нему в офис, и он знал, что она его любит, даже если не хочет больше жить с ним, но Лиз была холодна как лед. И когда она заговорила, из уст ее будто полился яд. Он ощутил себя грязью под ее ногами.
– Позволь объяснить тебе все предельно ясно. Мне наплевать, что ты думаешь или говоришь, как ты что сделал или как хотел сделать. Меня все это не заботит, Маршалл, так же как и ты сам. Теперь все кончено. Ты превратил нашу жизнь в ложь, меня – в дуру, а все, что я чувствовала к тебе и старалась делать для тебя, – в фарс. Я действительно беспокоилась и за твою карьеру, и за тебя, я любила. Не знаю почему, но любила, в то время как ты жил с той женщиной и рожал с ней детей. Что касается меня, ты для меня мертв. Я ничего к тебе не чувствую. Мне нет дела до твоей карьеры, так же как и до тебя. Мне наплевать, сожалеешь ты или нет о том, что сказал правду. Сейчас я все поняла. Ты уже в прошлом, и я хочу забыть все, что когда-либо знала о тебе, или что вообще тебя знала. Я тебя не знаю. Я понятия не имела, каким ты был в действительности, тогда, и не хочу знать сейчас. А теперь убирайся из моего дома, или я вызову полицию.
