Если бы кто-то спросил Филиппа, почему он, столько раз повторив: «Нет, больше этого не будет!», тем не менее снова оказался с ней в постели — он бы, наверное, ответил просто: «Надоело бороться с неизбежным».
Она его хотела и не скрывала этого, не требуя взамен никаких любовных признаний, никакой лжи — радость за радость, и ничего больше. А главное, у нее был очень сильный союзник: он сам, точнее, та часть его, которая, вопреки всему, упорно тянулась к ней, к ее словно выточенному из теплого розоватого мрамора телу. И в какой-то момент Филипп понял, что ни к чему бороться с самим собой и отказываться от того, что все равно рано или поздно случится…
Про день рождения Иви Амелия вспомнила в последний момент, за день до вечеринки.
Сделать маскарадный костюм на заказ было, естественно, уже невозможно, пришлось довольствоваться тем, что имелось в магазине. Провозившись чуть ли не час и прикинув с десяток вариантов, она решила нарядиться женщиной-кошкой из «Бэтмана», то есть в обтягивающий комбинезон с большим декольте, шапочку с острыми стоячими ушами, маску с раскосыми прорезями для глаз и перчатки до локтя — все из искусственной кожи, черное и блестящее.
Что ж, наряд ей вполне подходил. Хуже было другое — примерив выбранный костюм и удовлетворенно кивнув своему отражению в зеркале, Амелия сказала продавцу:
— Теперь вот этот покажите… и вон тот, и инопланетянина тоже. — Обернулась. — Филипп, пойди сюда! Какой тебе больше нравится?
— Что?! — переспросил Филипп, хотя уже понял, на что она нацелилась.
— Ты тоже должен выглядеть как все!
— Я тебя снаружи подожду, — он развернулся и направился к выходу.
Вскоре баронесса вышла из магазина, сунула ему в руки пакет:
— На, неси, — и пошла по улице, не оглядываясь и всем своим видом демонстрируя недовольство.
Филипп спокойно двинулся следом.
Молчаливого недовольства хватило ненадолго.
— Что тебе, трудно как человеку одеться и меня не позорить?! — разразилась гневной тирадой Амелия. — Ведь все знают, что ты со мной — а ты будешь там в обычном костюме торчать, как белая ворона!
Спустя минут пять в ход была пущена грубая лесть: «Ты в маскарадном костюме просто великолепно смотреться будешь!», а затем уговоры: «Ну что тебе стоит?!»
В конце концов он предложил компромиссный вариант: Амелия от него немедленно отстанет со своим нытьем — а он вместо костюма наденет на вечеринку джинсы и кожаную куртку с заклепками.
— И широкополую шляпу, и черную маску! — воспряла духом баронесса.
— Нет.
— Ну хоть темные очки!
На это Филипп, так и быть, согласился.
Иви всегда устраивала вечеринки с размахом, но на сей раз превзошла саму себя. Весь дом был затянут вишневым бархатом и уставлен белыми каллами. На этом фоне огненно-алый костюм самой хозяйки резал глаз так, что хотелось зажмуриться. Присмотревшись, Филипп понял, что Иви изображает черта — имелись даже маленькие вилы, которыми она в знак расположения подкалывала гостей.
Народу собралось человек сорок, но из-за вычурных разноцветных костюмов казалось, что их вдвое больше. Повсюду сновали официанты, наряженные в древних египтян (короткая юбочка, сандалии и темный грим), так же был одет и бармен.
Появление Филиппа интереса не вызвало. Зато Амелия, расцеловавшись с хозяйкой, вручила ей подарок — серебряный кальян — и закружила по залу, приветствуя знакомых.
Веселая, бойкая, оживленная — тут она была в своей стихии. Ее задорно торчащие черные ушки мелькали повсюду. Вот присела с кем-то на диванчик — но через минуту обнаружилась уже у фуршетного стола; схватила с подноса проходившего мимо официанта бокал, подлетела к Филиппу:
— Там такие длинные штучки сбоку на подносике лежат — это с миногами! Вку-усно! — и, заметив еще кого-то из знакомых, устремилась в ту сторону.
Публика вокруг выглядела весьма колоритно: шестифутовый пушистый «заяц» шел под ручку с «ведьмой» в мини-лохмотьях, «клоун» обнимал «пирата» (было непонятно, кто из них какого пола), неподалеку болтали, сбившись в кружок, «фея», «лиса» и «робот». Некоторые маски Филиппу разгадать не удалось — например, он так и не понял, кого изображает девушка, с ног до головы туго затянутая в блестящий розовый шелк — сосиску, что ли?
Довольно быстро рядом с Амелией нарисовался «ковбой» в широкополой шляпе, в маске на пол-лица и с лассо у пояса. Несмотря на маску, Филипп узнал его сразу — это был тот самый тип, который в прошлом месяце на такой же вечеринке увел Амелию наверх, в спальню.
Она немного поболтала со своим новоявленным кавалером — смеялась, кокетливо наклоняла голову, потом сделала ему прощальный жест ручкой и снова подбежала к Филиппу.
— Слушай, ты не помнишь, что это за хмырь?! — мотнула головой в сторону стоявшего у стола с закусками «ковбоя». — А то он говорит, что меня знает, а я в упор не помню!
— Ты с ним в прошлом месяце познакомилась. — Хорошее воспитание не позволило Филиппу добавить «и переспала», но Амелия вспомнила и сама:
— А-а, этот… из Техаса! — скривилась, будто ее сейчас стошнит. — Мерси! — и убежала обратно.
Вопреки этой гримаске, танцевать она с ковбоем все-таки пошла.
Переместившись вслед за парочкой в зал со «звездным небом» из разноцветных лампочек и грохочущей изо всех углов музыкой, Филипп продолжал меланхолично наблюдать.
Ближайшее будущее было для него вполне ясно: сейчас баронесса еще выпьет, потанцует… снова выпьет — но почти наверняка рано или поздно отправится с этим парнем наверх, в одну из гостевых спален. А ему останется только сидеть где-нибудь на подоконнике и ждать. Ждать, пока она выйдет оттуда, растрепанная и пахнущая чужим мужчиной…
Следующие полтора часа «ковбой» не отставал от Амелии ни на шаг: приносил ей выпивку, рассказывал что-то, от чего она заливалась смехом, обнимал за талию и порой шутливо, словно мимоходом, целовал в шею или в плечо, на что баронесса так же шутливо отмахивалась. На предложение продолжить общение в более интимной обстановке (взгляд, брошенный техасцем в сторону лестницы, был весьма красноречив) она лишь рассмеялась, мотнула головой и снова пошла танцевать.
Если отказ и разочаровал «ковбоя», то окончательно надежды не лишил — тем более что, словно вознаграждая себя за трезвую и праведную жизнь, которую она вела последние недели, Амелия пила стакан за стаканом; смех ее становился все громче, жесты — все размашистее и небрежнее.
Было ясно, что вот-вот она опьянеет окончательно. Тогда техасец, скорее всего, и предпримет вторую попытку. И наверняка на этот раз удачную.
