— Деревянной фигуре, напоминающей женщину, далеко до живой мужественности мужчин, — заметила Фрида.
— Мадридский «Реал» остановился здесь, в Сиджесе. Никто не рискнул расквартировать его в Барселоне! — сказала Аннунген в открытую дверь.
— Вот уж где океан для потенциального драматизма. Что можно противопоставить полу, который сумел убедить большую часть цивилизованного мира, что непорочное зачатие возможно! Я говорю вам: ни-че-го! — восторженно объявила Фрида.
— По-моему, наш сосед и его собака страдают болезнью Альцгеймера, — сказала Аннунген и закрыла дверь на балкон.
— Почему ты так решила? — растерянно спросила я.
— Потому что они не смотрят футбол, а сидят на балконе и говорят об урожае винограда в тысяча девятьсот тридцать пятом году.
Конечно, этот несчастный старик страдал болезнью Альцгеймера. Детская мысль послать ему цветы, чтобы искупить мой лай на площадке, пронеслась у меня в голове.
В перерыве между таймами мы смотрели конкурс красоты. В жюри сидели старые лысоватые мужчины. Они измеряли женские тела и рассуждали о женщинах со знанием дела. Словно говорили о племенном скоте. Впрочем, так оно, наверное, и было. Молодые женщины одна за другой выходили на подиум — сперва в крохотных бикини, вырезанных так глубоко, что это требовало полного удаления волос с лобка. А как же иначе? Все-таки это католическая страна.
Потом они выходили в длинных платьях декольте. Платья были одинаковые, и мы могли сравнить, кому из красавиц оно идет больше. Накрашенные лица напоминали застывшие маски, губы были подчеркнуты темным контуром. Волосы искусно уложены. Тазовые кости выступали вперед, готовые впиться в первого встречного. Тонкие икры и бедра, высокие каблуки-шпильки, на которых девушки чувствовали себя неуверенно. А кто, скажите, чувствует себя на них уверенно? Груди были или маленькие, как русский горошек, или вспухшие от силикона. Ягодицы напоминали неиспользованные ластики. Телодвижения могли восхитить любую опытную бандершу. Но глаза у них были, как у школьниц, они спрашивали: «Разве я не хороша? Посмотри, посмотри на меня! Я самая красивая. Правда?»
Время от времени у девушек брали интервью, расспрашивали об их увлечениях и планах на будущее. Им было велено держаться интеллигентно и живо интересоваться общественными проблемами. Главное умно улыбаться.
— Они ужасно молодые. Мне их даже жалко. Скорее бы уж снова начался футбол, — задумчиво сказала Аннунген.
Ночью мне приснился сон, в котором я была только наблюдателем, без роли. Проснувшись, я подумала, что наверняка читала или уже видела во сне нечто подобное. Отчасти это был фильм, который я смотрела через телеобъектив. Я видела выражения лиц, капельки пота на лбу, бегающие глаза, движение мышц, грязь под ногтями, кожу, уже тронутую старением, пятна на брюках, волоски в носу. Начало сна было неясным. Мужчины обнимались. Неуклюже и хлопая друг друга по спинам, словно они собирались перетаскивать забитую скотину. Потом все стало четким. Ландшафт, как будто из ковбойского фильма, с грубо сколоченными двухэтажными домами посреди необъятного хлебного поля.
У колодца сидел мужчина неопределенного возраста и мастерил что-то вроде дудочки. Он отделил кору от древесины и медленно снял ее. Потом с необыкновенной старательностью сделал на коре несколько надрезов. Я издали наблюдала за ним. Во сне мне пришло в голову, что он, возможно, знает о моем присутствии. Но он не показывал вида и занимался своим делом.
Более пожилой мужчина спускался с балкона второго этажа по наружной лестнице, держа руку на перилах. Длинная седая борода была заплетена в косу. Очевидно, чтобы компенсировать недостаток волос на голове. Я тут же прониклась к нему симпатией.
Какой-то юноша бегал вокруг дома с сачком для бабочек. Очень ловкий и гибкий, верхняя часть торса у него была обнажена. Тени и гладкая кожа подчеркивали игру внушительных мускулов. Это сон о страсти, подумала я во сне. Его плечи и кожа вокруг рта были покусаны насекомыми, что выглядело очень эротично, но я не пыталась заговорить с ним или остановить его. Неожиданно он поймал бабочку. Я видела кончики его пальцев совсем близко. Они были желтоватыми от никотина. На мгновение он поднял красивое создание к свету. Крылья бабочки трепетали, и мне был хорошо виден узор. Два синих крыла, и на каждом желтое пятно, похожее на глаз. Двумя пальцами, небрежно, он вытащил бабочку из сачка и быстро сунул в карман. В это время прилетела более красивая и крупная бабочка. Он поднял сачок и погнался за ней.
Неожиданно на поле образовалась широкая темная линия — волнообразное движение и грозный звук копыт или рогов, сшибающихся друг с другом. В одно мгновение дом и люди оказались окружены черными быками и буйволами. Они приближались все ближе. Молодой человек остановился. Словно окаменел. Старик на веранде вошел в дом за мобильным телефоном и пытался набрать какой-то номер. Я поняла, что он хочет предупредить человека у колодца. Но тот был так занят извлечением звуков из своей дудочки, что не заметил грозящей ему опасности. Тем временем плотный черный круг постепенно сужался.
Наконец человек опустил дудочку, увидел грозящую ему опасность и бросился к лестнице, ведущей на балкон. Я стала задыхаться и мечтала проснуться, хотя стадо быков угрожало вовсе не мне. В опасности были те люди. Ближайшие быки были уже так близко, что я чувствовала пену, летящую из их ноздрей, она летела прямо в затылок старику с дудочкой. Молодой человек с сачком для бабочек спасся, впрыгнув в дом через окно. Он сидел на кухонном столе и испуганно выглядывал из-за занавески.
Старик был уже в безопасности. Он стоял на балконе и одной рукой тянул себя за бороду, другой — поглаживал телефон. Только игрок на дудочке оставался еще на поле сражения. Он успел добежать до лестницы в последнюю минуту.
— Это надо снять в кино! — услышала я возглас Фриды.
И тут же появилось несколько машин с кранами, на которых, как мухи, висели операторы. Я поняла, что быки их затопчут. Меня удивило, что Фрида жертвует жизнью людей ради того, чтобы снять этот опасный эпизод. Свет тоже был не совсем подходящий. Он переливался розовым и желтым. Это плохо, подумала я с отчаянием, но что я могла сделать.
Когда ближайший бык поднял на рога женщину с хлопушкой в руках и когда его многопудовая туша устремилась на ближайший автомобиль с камерой, я проснулась.
Комната выглядела серой и призрачной. За окном сборщики мусора опустошили контейнер и с ревом умчались прочь.
Я знала, что сказала бы Фрида о моем сне:
— Ты пытаешься понять мужское начало. По сути дела, им важна не сама добыча, им надо ее убить.
