— Ты не можешь представить меня посетителем в подобном ресторане? — предположил он.
Да. Это было именно то, что она имела в виду, и он, без сомнения, знал это. Но по милости божьей он вовсе не выглядел оскорбленным. Вместо этого он улыбнулся ей, и от этой улыбки сердце ее забилось быстрее.
У стола остановился сомелье.
— Вы будете сегодня вечером вино? — спросил он.
— Непременно, — сказал Коннор. — Ты что-нибудь предпочитаешь? — спросил он Оливию.
— Белое, пожалуйста, — машинально сказала она.
— Бутылку «Гамильтон Рассел» шардоне.
Оливия была удивлена. Большинство мужчин, с которыми она встречалась, считали себя знатоками вин, но они всегда выбирали вино согласно ценам в меню. Коннор же выбрал превосходное вино из Южной Африки. Может быть, это было совпадение, но может быть, и нет. Может быть, он знал, что делает. Каждый раз этот мужчина удивлял ее.
Еда была превосходная, красиво разложенная на толстых фарфоровых белых тарелках. Они ели жареное филе радужной форели, продукт местной рыбоводческой фермы, и чернику на десерт. Пока они ели, спустилась темнота и взошла луна, появилось трио из ударных, пианино и кларнета. Оливия почувствовала, как мягкие звуки, которые производили музыканты, охватывают ее, пока она пригубливала остатки вина.
— Спасибо, — тихо сказала она Коннору.
— Не за что.
— Я не знаю, что бы делала без тебя сегодня.
— Ты прекрасно справлялась без меня долгие годы. — Он протянул руку ладонью вверх. — Потанцуй со мной.
Три коротких слова не должны были иметь силу заставить ее сердце забиться в груди. И тем не менее именно такой была ее реакция и еще глубокий судорожный вздох.
Вместо того чтобы ждать ее ответа, он взял ее за руки, поднял на ноги и повел на танцпол.
— Я заставляю тебя нервничать?
— Я выгляжу нервной?
— Да.
— Это немножко… неожиданно.
— Что неожиданно?
— Что мы, похоже, чувствуем тягу друг к другу, и этот проект превратился… в больше чем просто работа. Я этого не ожидала. А ты?
— Черт, да, я ожидал. — Он выглядел скептическим оттого, что она подвергала это сомнению. — Так что теперь ты чувствуешь, что немного запала на меня, так?
Она сглотнула, горло неожиданно пересохло, и сказала:
— Я не начинаю чувствовать так. — Ей пришлось сглотнуть снова, прежде чем она смогла произнести остальное. — Я начала много лет назад.
Пары вокруг них, независимо от возраста, танцевали старомодную версию парного танца. Но Оливия никого, кроме Коннора, не видела. Под своей левой рукой она ощущала мускулы его руки. Объятия его рук волновали ее. Он вел ее мягко и уверенно. Он даже напевал под музыку и сымпровизировал несколько рискованных поворотов и поддержек. У него все еще был приятный голос.
Она чувствовала искушение остаться с ним и протанцевать всю ночь, но к концу песни напомнила:
— Нам действительно пора ехать.
— Почему? У тебя что, комендантский час?
— Хуже. У меня есть кузина. Самая любопытная кузина в мире, и я делю с ней хижину.
— Не беспокойся. У нее сегодня вечером свидание с Фредди.
— Откуда ты знаешь?
— Я рассказал им о кинофестивале Джерри Льюиса в кинотеатре в Коксаскиле. Свободный вход и все такое.
Он заставил ее рассмеяться. Она не могла вспомнить, когда она в последний раз была на свидании с парнем, который заставлял бы ее смеяться. Единственное, что она помнила, это каким сексуальным он мог быть.
Они протанцевали еще одну песню, и тогда Коннор сказал:
— Ну хорошо, Золушка. Поехали.
Против своих ожиданий, после вина, после танца и после смеха она чувствовала себя более расслабленной и успокоенной.
— Хорошо, — согласилась она, склоняя голову, чтобы посмотреть на него. — Поехали.
Оливия устроилась на сиденье рядом с ним, с сумочкой в руках. Она сделала глубокий вдох, закрыла глаза и прислонила голову к спинке сиденья.
— Ты в порядке? — спросил Коннор.
— Я в порядке, — мягко ответила она и улыбнулась, удивляясь самой себе, поскольку это была искренняя улыбка. Она попыталась сформулировать, что сейчас чувствует. Безопасность. Вот что это было. Она была с мужчиной, который заставлял ее смеяться и чувствовать себя в безопасности. Какая мысль!
Затем она открыла глаза и посмотрела на него. Здесь, на деревенской дороге, где не было фонарей, она едва могла рассмотреть его профиль в свете приборной панели. Дорога ночью была полна жизни. Олени, еноты, опоссумы и барсуки, казалось, населяли окрестные леса, зачастую выбегая на дорогу.
— Осторожно, — предупредила она.
— Я всегда осторожен.
Они въехали в пределы городка, перебравшись через железнодорожные рельсы. Железнодорожная станция и городская площадь были освещены фонарями. За ними виднелись гостиницы с постелью и завтраком, и объявления «Свободные номера» мягко сияли.
— Здесь рано сворачивают свои дела, — заметила Оливия.
— Похоже на то.
— Это меня не должно тревожить. И в выходные я предпочитаю ложиться рано.
Рэнд обычно приставал к ней с этим. Он любил посидеть подольше, перебираясь из клуба в клуб, слушая вибрации бита, здороваясь с людьми, которых он знал, и вступая с ними в шумные бессмысленные разговоры над дорогими напитками, которые приносили хорошенькие официантки. На следующий день он едва помнил, с кем он разговаривал. Он никогда не вспоминал, что было сказано во время этих длинных, серьезных дискуссий.
На городской площади Авалона они проехали витрину булочной «Скай-Ривер». Вывеска была украшена маленькими фонариками. Через окно-витрину она могла видеть темные корпуса витрин и кофейной машины, огонек сигнализации мигал в системе безопасности.
— Грабитель вламывается в булочную, — сказала она. — Я этого не понимаю. Особенно учитывая то, что они в двух шагах от ювелирной лавки Палмквиста. Если бы я была вором, я бы украла украшения, а не пончики.
— Ты, очевидно, никогда не пробовала кленовых булочек от Маески.
— Они хороши, а?
Он посмотрел на нее:
— Похожи на маленький оргазм.
Ну вот, подумала она. Это уж точно флирт. Они были на свидании и теперь флиртуют.
Огни Авалона остались позади, когда они направились в горы. По дороге они проехали несколько фермерских домов, в окнах горел свет. Затем после долгой полосы темноты они подъехали к повороту к дому Коннора, отмеченному отражающим свет номером на почтовом ящике.
— Дом, милый дом, — пробормотал он.
— Ты скучаешь по нему? — спросила она.
— Нет. Мне нравится жить в лагере. А как насчет тебя? Ты скучаешь по своей квартире в городе?
