class="p1">— Да ответь ты ему! — Грачев хватает с дивана мобильный и швыряет тот мне в руки. — Достал он уже названивать.
— Да! — гаркаю в трубку.
— Где моя внучка? Что у вас там происходит? С Чертовым что? — надрывается Осин-старший, и чую по его голосу: он на грани!
— Старик в больнице с сердечным приступом, – отвечаю прямо, хоть и подмывает меня скинуть вызов, чтоб на своей шкуре ощутил, как неизвестность обжигает нервы. — Марьяна с Марусей в городе. Пока у друга моего остановились.
— С ними все хорошо?
— Да.
— Я могу им чем-то помочь?
— Нет, хотя… У вас есть номер Булатова?
— Алексея Михалыча?
— В идеале Тохи, но и этот сойдет.
— Антона? — Осин моментально меняется в голосе. — Ты не в курсе, да? Антон погиб. Еще летом.
— Погиб? Как такое возможно? Что… что с ним случилось?
— По официальной версии, произошла авария, но я склонен верить менее официальным источникам. Ходят слухи, что парень отравился продуктами горения во время пожара в клинике?
— В клинике?
— Ну да! Мутная там история. Больница частная на окраине. То ли психушка для богатеньких дурачков, то ли наркология какая — хрен её разберешь. Поговаривали, что Антон там лечение проходил. Он же как из интерната вернулся, так совсем с катушек съехал…
— Из какого интерната?
— Ну так Леша ему с девятого класса военным училищем грозил, если за ум не возьмется. Тем более связи были. У Антона дядька там не последним человеком числился. А после той истории с Марьяной сдали у Лехи нервы окончательно. Вот только Антошку в училище не взяли – по здоровью не прошел. Уже тогда, мне кажется, парень подсел на нехорошие вещи. Так и загремел он в закрытую школу. Только, знаешь, как бывает: ты думаешь, что помогаешь, а сам все глубже яму выкапываешь. Так и с Лешей вышло: хотел сына от беды уберечь, а тот окончательно с катушек съехал.
— Сергей Петрович, а можно с этого момента чуть поподробнее…
— Так, а что там рассказывать? Леху с поста турнули, жена его не выдержала – сбежала, ну а Антон… Не особо Булатов о здоровье сына распространялся, тем более со мной, так что могу только предполагать.
— Вы ж нормально общались, какая кошка между вами пробежала?
— Наше общение сошло на нет, когда Владик сторону не ту принял.
— Не ту?
— Не ту, — гулко выдыхает в трубку Осин. — А может, и ту. Но в тот день, когда он показания против Антона дал, многое изменилось. Как я тогда рвал и метал, заклинал Владика молчать, но сын оказался честнее меня.
Сергей Петрович замолкает, а мне не терпится узнать больше.
— Получается, это Влад меня освободил?
— Да там все в куче: Свиридов тогда такую пиар-акцию против Булатовых замутил, что дышать страшно было, Марьяна не побоялась интервью дать. Бедная девочка натерпелась тогда – страшно представить. А Владик своим заявлением просто чашу весов перетянул не в сторону Антона.
— Он уже тогда был в Марьяну влюблен?
— Влюблен, — соглашается Осин. — Только не в Свиридову. Их брак с Марьяной – это месть мне, что судьбу сыну разрушил, внучку едва жизни не лишил. Может, они потом и полюбили друг друга — я не знаю, только изначально Владик мой другой девочкой дышал. Никогда себе не прощу…
И снова молчание в трубке. Меня разбирает любопытство и ревность одновременно, а в голове веером рассыпаются вопросы касательно прошлого Наны, но недовольная физиономия Грачева напротив весьма резко приводит в чувство.
— Сергей Петрович, а что с Антоном-то в итоге?
— Говорят, про него забыли. Как особо буйного в одиночной палате заперли. А пожар начался – не вспомнили. Жалко парня, хоть и попил он кровушки всем знатно.
— А Булатов, выходит, за сына теперь мстит?
— Леша? Да ну… Кому?
— А вы подумайте, Сергей Петрович. Сначала Свиридов, потом Влад, Марьяна, теперь вот я на мушке — все сходится, верно?
— И бизнес мой к чертям так резко полетел…
— Мне нужно знать, где он сейчас!
— Ну, записывай телефон. Погоди, найду! — Осин явно копается в мобильном, а потом по цифрам цедит номер Булатова. — Только что это тебе даст?
— Я за Марьяну боюсь. Она хоть и под присмотром, но…
— Где она сейчас? Адрес диктуй! Я доеду — проверю!
* * *
Скорость. Трасса. Сменив за рулем Грачева, я до предела давлю на газ, но, дьявол, расстояние до родного города меньше не становится. Обгоняю очередную фуру, а сам из раза в раз прокручиваю в голове слова Осина:«Марьяна пропала. Должна была край вернуться в десять, но так и не пришла».
Он говорил что-то еще: про рейсовый автобус, больной зуб, стоматологию, но я уже не слышал. Готов был убить Рыжего, Федьку, но понимал, что виноват сам: это я отпустил мою девочку одну в никуда! Посреди ночи сорвался в дорогу. Федя со мной. Пока сжимаю чёртов руль, умоляя Грачёвскую тачку ехать быстрее, парень с пассажирского обзванивает всех и вся, выискивая помощь. В ход идут записи Чертова, люди «Беркута», старые друзья по детдому (кто, как не они, знают самые злачные места нашего города). Каждые пять минут нам звонит Осин. Он тоже поднял на ноги всех, кого смог: полицию, остатки своей охраны, друзей. Но к сожалению, дело так и не движется с мертвой точки: Марьяна пропала несколько часов назад, и каждая минута тишины пугает меня все сильнее.
— Моррис, слышишь меня? — салон авто заполняет голос Сергея Петровича по громкой связи. — Десять минут назад был звонок в службу спасения с номера Марьяны. Связь ужасная, но главное — девочка наша жива, слышишь?
— Где она? Что сказала?
— Говорю же: ни слова непонятно.
— А телефон? Его отследили?
— Нет, — глухо отвечает Осин. — Пока нет.
Съезжаю на обочину. Резко. Грубо. Перед глазами туман из боли и отчаяния. Понимаю, что в таком состоянии доеду максимум до первого фонарного столба.
— Давай сменю, — выталкивает меня с водительского Федя. Киваю. Открыв дверцу, вываливаюсь в октябрьскую ночь. Вдох. Второй!
— Она жива! Жива! — хлопает меня по спине Грачёв и спешно запрыгивает за руль. — Поехали, Ветер! Каждая минута на счету.
Но я как
