обратно в ванную.
— Выйди, блть, — рычит Мирон. — И забудь, что видел.
А я не знаю: то ли плакать, то ли смеяться. Обмотавшись полотенцем, захожу обратно в комнату, в которой остался один Гейден.
Мой.
— Ты почему не в больнице? — шепчу севшим голосом. — Совсем с ума сошел? Ты что, сбежал?
Догадки в голове вспыхивают одна за другой.
Уперев руки в бока,. цепким взглядом осматриваю Мирона. Выглядит хреново. Бледный и какой-то похудевший. На щеке огромный пластырь, закрывающий порез. В руке торчит катетер для капельницы. Мирон иногда морщится и опускает ладонь на раненый бок.
Сердце сжимается и ускоряет ритм.
Даже если он сбежал из больницы, то приехал сразу сюда… ко мне?
Мы так и стоим какое-то время в тишине, пялясь друг на друга. Мирон смотрит с твердой решимостью в глазах и какими-то новыми, неведомыми для меня эмоциями.
— Я думал, ты уже уехала.
— Я остаюсь.
— Во сколько поезд? — давит голосом Мирон, его взгляд сползает с моего лица и перемещается мне за спину.
К чемодану. А потом вновь возвращается ко мне. Обжигает.
Я все еще стою перед ним в одном полотенце, доходящем до середины бедра. Капли с волос оседают на плечах и бегут по спине. Окно в комнате стоит на микропроветривании, и мне не холодно, но на коже все равно выступают мурашки.
Сжимаю кулаки. Он что, не понимает, что я решила перешагнуть через Москву и остаться с ним? Я хочу быть с ним. После всего, что было, только это сейчас имеет значение.
— Я на него опоздала.
— Ладно, купим билет на следующий. Где твой телефон? Я тебе звонил. Ты не ответила.
Моргаю несколько раз. А вот Мирон не мигая смотрит прямо мне в глаза. И продолжает стоять напротив, не двигаясь. Я вижу, что ему тяжело. Губы сжаты, грудная клетка часто вздымается, на лбу поблескивают капли пота.
— Ты меня гонишь? — язык еле ворочается, так сложно мне произнести эти слова. — Хочешь, чтобы уехала? Прямо сейчас?
— Да.
— Ладно…
Внутри образовывается вакуумная пустота. Там, где еще секунду назад билось сердце, отдает тупой ноющей болью.
На плохо гнущихся ногах подхожу к чемодану и выдергиваю оттуда свежее белье, первые попавшиеся джинсы и толстовку. Отбрасываю в сторону полотенце и начинаю спешно одеваться. Всхлипываю, зажимая рот ладонью.
И в этот момент меня обнимают теплые и сильные мужские руки. Мирон стискивает мои плечи, сминает обнаженную грудь, и утыкается лицом мне в затылок. Шумно дышит, втягивая носом воздух. И целует… раз, другой. Это так трепетно и нежно, что я внутри разлетаюсь на тысячу маленьких осколков.
— Почему? Что я опять сделала не так? Боже… я ведь сдалась тебе. Я люблю тебя. Так сильно люблю. А ты опять меня ранишь. Знаешь, как я испугалась вчера за тебя? Я чуть не умерла от страха. Если бы с тобой что-то случилось, наверное, действительно умерла бы… — говорю тихо, хотя внутри я кричу.
Объятия Мирона становятся только крепче. Он словно не хочет меня от себя отпускать. Борется сам с собой.
— Ты все сделала так, малышка. Но тебе нужно уехать из города. Твоя сексуальная задница привлекает слишком много уебков. Ярослава еще не поймали. Отец подключил свои связи, и я… Блть. Я боюсь, что он доберется до тебя. Там меньше шансов завестись, а здесь все знают, что ты моя, — произносит Мирон. — Именно поэтому и поедешь. Сейчас здесь начнется заварушка, и я не хочу думать, что тебя зацепит по касательной. Ты по какой-то причине притягиваешь к себе все неприятности мира.
— Поэтому и ты ко мне прилепился? — усмехаюсь невесело.
— Именно, — легко соглашается Мирон. — Не смог пройти мимо. Не смог выкинуть тебя из башки.
Я не вижу его лица, а мне очень хочется взглянуть в его глаза и удостовериться в том, что все —, сказанное им, правда. Кладу на его ладонь свою. Наши пальцы переплетаются.
— Я твоя?
— А чья?
— А ты мой?
— Я тоже сдаюсь тебе. Полная, блть, капитуляция. Забирай все что хочешь. Сердце, почку, член.
Улыбаюсь.
— Последнее особенно мне пригодится. Но, наверное, не сейчас?
— Сейчас я вряд ли способен тебя трахнуть, НеАнгел. Уж извини.
— Прощаю.
Чувствую, как Мирон прячет улыбку в моих волосах.
— Если я сейчас уеду, ты приедешь ко мне?
— Как только все утрясется — сразу же. Верь мне, Ангелина. Никаких подстав.
Выкручиваюсь в руках Мирона, и мы наконец оказываемся лицом к лицу. Обнимаю его за шею и жмусь к нему всем теломнему. Осторожно, стараясь не касаться травмированного бока. Я все еще голая, уязвимая. Но сейчас, несмотря на мою наготу, именно Мирон кажется мне более обнаженным. Он наконец приподнял завесу своих чувств и выворачивает душу наизнанку. Для меня. Делает первый шаг навстречу.
Наш воображаемый мост доверия под ногами становится крепче. Я ему верю. У меня нет возможности проверить его слова, и я бросаю заниматься анализом и самокопанием. Просто я ему верю. Мирон никогда не был обманщиком, и сейчас ему незачем начинать.
— Я тебе верю.
— Слава яйцам. Я думал, тебя придется связать и усыпить, чтобы отправить в Москву. Обычно ты так легко не сдаешься.
— Я просто устала бороться.
— Больше не нужно. Я все решу.
Гейден касается кончиком носа моего и склоняет голову набок. Я приподнимаюсь на пальцах и сама прижимаюсь к его губам. Поцелуй выходит очень нежным и трепетным. Таким, будто мы пробуем друг друга на вкус впервые.
Обоюдная капитуляция. Белый флаг. Перемирие.
Внезапно Мирон наваливается на меня чуть сильнее. Вспоминаю о его состоянии, и на коже выступает испарина.
Отстраняюсь и спихиваю чемодан с кровати, предлагая Мирону занять его место.
— Ложись, — приказываю. — Тебе нужно вернуться в больницу. Иначе твоя мама тебя убьет.
— Я не умираю, — отмахивается от меня Гейден. — Оденься.
Натягиваю футболку прямо на голое тело и смотрю, как Мирон, держась за бок, подходит к своему рабочему столу. Берет оттуда черную папку, идентичную той, что сегодня брала Ирина на встречу с его отцом, и возвращается ко мне.
— Держи. — Мирон протягивает мне папку, а когда я отказываюсь ее брать, настырно пихает в руки.
— Это что? Очередные откупные? Забыл, Гейден, — я больше не продаюсь!
— Да открой ты ее,
