Вера, - заступается за товарища Славин.
Отсмеявшись, поворачиваюсь к нему, натягивая ремень безопасности. Отвлекаю его от дороги.
- Петр, расскажите лучше, как давно вы дружите с Костей?
- Дружили. В прошлом. А потом произошла некрасивая история, - хмуро бурчит он и осекается.
- Нам ехать несколько часов, - откидываюсь на спинку, удобнее устраиваясь в пассажирском кресле. – Рассказывайте свою историю.
- Нечем там хвастаться, - виновато скрипит, прокручивая руль. – Его жена ушла ко мне, после чего он выгнал меня из фирмы и нас обоих оставил ни с чем.
- Заслуженно, - зло огрызаюсь, вспоминая, что говорил мне Костя о Дарье и ее любовнике.
- Согласен, поэтому реабилитируюсь, как могу, - тяжело вздыхает.
- Странно, что он вам еще доверяет.
- Мне – нет. Он просто знает, что я никуда не денусь, пока он не разведет меня с Дашей, - признается Петр, а потом вдруг устремляет на меня серьезный взгляд. - А вот вам он верит. И убежден, что вы его не подставите и не предадите.
Его слова заставляют меня опешить. Отворачиваюсь к окну и резко умолкаю.
Посеянные Славиным зерна сомнений падают на благодатную почву и прорастают в самое сердце. Я больше не уверена, что поступаю правильно.
Остаток пути мы едем в полной тишине. Каждый думает о своем. Славин – о предательстве и искуплении. А я – о будущем, которое меняется с учетом новых обстоятельств.
Я вернула кафе, но так боюсь обжечься, что отказываюсь от мужчины. Кажется, любимого...
«Ближе к ночи», обещанное Костей, слишком затянулось. Самое время усомниться в том, приедет ли он вообще. Но Воскресенский всегда выполняет свои обещания, и сегодня на суде в очередной раз доказал это.
Если он задерживается специально, в надежде, что я не дождусь, то у меня для него неприятный сюрприз. Потому что даже после нескольких утомительных часов купания и укладывания малышек, с песнями, разговорами и сказками, я сама так и не смогла уснуть. Сердце мечется в груди, как раненый зверь в клетке, голова взрывается от мыслей, а по телу носится табун мурашек, подгоняемый вечерней прохладой и волнением.
Кутаюсь в плед, забираясь с ногами на твердую скамейку у дома. Оставляю кружку с остывшим чаем на ее противоположном краю, а сама забиваюсь в угол. Подтягиваю колени к груди и устремляю взгляд в ночное небо. Пытаюсь определить, который час, а может, втайне надеюсь поймать сорвавшуюся звезду и успеть загадать желание. Одно на всех….
- Глупости, - шепчу себе под нос, удивляясь, когда успела стать такой сентиментальной.
Машинально взметаю ладонь к лицу, прикрываясь от яркого света фар. С прищуром наблюдаю, как во двор въезжает черный автомобиль. Медленно и бесшумно пересекает территорию, аккуратно паркуется за домом, чтобы не потревожить его обитателей. Слабый писк сигнализации мгновенно обрывается. В повисшей тишине слышится лишь шорох шагов по гравию.
Окутанная сумраком фигура уверенно и стремительно движется крыльцу, пролетает мимо темного угла, где я притаилась, заносит ладонь над ручкой двери.
И застывает…
- Ждала, - Костя не спрашивает, а выносит вердикт. В хрипловатом голосе прослеживаются виновато-довольные нотки.
- Собирался избежать разговора? – отвечаю с вызовом и сажусь ровнее, опуская ноги. Плед сползает с плеч, и я позволяю ему упасть на скамейку. Мне больше не холодно.
Повернув только голову, Костя смотрит на меня так, будто ставит диагноз.
Неизлечимо больна. Им…
- Моя бы воля, я бы лично увез бы тебя из зала суда, а не отпускал бы скрепя сердце с засранцем Славиным, - чеканит строго и отчетливо, а каждое слово сопровождается стуком его подошв об пол, пока он подходит ко мне. - Но, к сожалению, я не мог. Да и оставались некоторые дела в городе…
Останавливается в метре от меня, смотрит сверху вниз, темной скалой нависая надо мной.
- Тоже секретные, о которых глупым истеричным бабам знать необязательно? – касаюсь босыми ступнями сырого, безжизненного бетона и импульсивно поджимаю пальчики. Наощупь пытаюсь найти небрежно сброшенные босоножки.
- Да, ты права, с бабами я бы на такие серьезные темы никогда не разговаривал, - оставив портфель на скамейке, Костя невозмутимо опускается передо мной на корточки. - Но с тобой все иначе, поэтому скажу... Я был в клинике. Узнавал по поводу лапочек, - протягивает руку под скамейку, нащупывает обувь и двигает ее к моим ногам. Касается левой ступни, проводит пальцами по лодыжке, запуская волну импульсов под кожу.
- Все-таки прислушался ко мне и решил найти их мать? – спрашиваю как можно ровнее и спокойнее, но голос сипнет и срывается. То ли от жара ладоней, по-хозяйски блуждающим по моим ногам, надевая босоножки. То ли от осознания того, что теперь у малышек появится настоящая мама, а у меня – серьезная конкурентка. Точнее, я им вообще буду не нужна. Автоматически выбываю из игры. Хоть разумом я понимаю, что это правильно и хорошо для девочек, но раненое сердце, где уже прочно обосновались рыжульки, бунтует и рвется от боли.
- Уже нашел… - застегнув нехитрые ремешки на лодыжках, Костя задерживается буквально на доли секунды, но потом убирает руки. Оставляет меня наедине с внезапно накатившим пронизывающим холодом.
- Признаешься ей? – не узнаю собственного голоса. Тяжело сглатываю в ожидании его решающего слова. Я на суде так не переживала, как сейчас! Будто от этого зависит моя судьба.
- Сложно сказать. Я не знаю, как…
Костя поднимает на меня усталый взгляд. На дне темных зрачков – растерянность и не озвученный вопрос. Словно он ждет моего совета. Молчит, сидя у моих ног, как преданный пес, и уронив руку на колено.
- Как есть, - пожимаю плечами и только сейчас обращаю внимание на сбитые костяшки. – А это что? – перехватываю его ладонь, подношу тыльной стороной к тусклому свету.
- Да так, провел неформальную встречу без галстуков со своим клиентом Пономаревым, - усмехнувшись, забирает руку, не давая мне возможности осмотреть ссадины, и рывком поднимается, оттряхивая брюки.
- Отправил Женю в реанимацию? – недовольно отчитываю его. - Или сразу в морг?
- Хотелось бы, но нет, - отходит к деревянному ограждению и опирается плечом о столб. - Всего лишь немного ринопластики. Ему не помешает, а то от лжи нос, как у Пиноккио.
- Дурак, у тебя будут проблемы, - укоризненно шепчу, массируя ноющие виски.
- Он решил, что я сорвался и отомстил
