— Бернд! — заорала она. — Господи, что ты делаешь? Ты с ума сошел!
Она попыталась, встав между мужчинами, заставить их прекратить это безобразие, но каждый раз, когда пятился Байерле, начинал наступать Бернд, и наоборот.
— Ах ты дерьмо! Сопляк паршивый! Да как ты смеешь приставать к моей жене?
— Бернд, пожалуйста, оставь его наконец! — умоляла Герда.
— Ах, тебе надо, чтоб я «оставил»? А я так не считаю. Я раздеру в клочья эту дрянь, выброшу на помойку этого грязного приставалу! — орал Бернд.
Схватил Байерле обеими руками и стал мотать его, как белье в стиральной машине. Затем Бернд снова оказался наверху и собрался было двинуть ему так, чтоб у того запели в голове ангелочки.
— Не делай этого, Бернд! — заклинала Герда. — Ты лишь принесешь всем нам несчастье… — Вдруг она широко раскрыла глаза, схватилась за живот и от боли закусила губы. — Ради Бога, Бернд! Бернд! У меня начинается! — как безумная закричала она. — Понимаешь?! Сейчас роды пойдут, вызывай «скорую»! Быстрей! — стонала она. — Уже воды… Здесь, за углом, телефон. Ну, беги же!
Бернд рванул туда, а Байерле, проявив изрядную трусость, сбежал, оставив Герду одну.
— И все из-за этого сексуально озабоченного стервеца, — прошептала она. — За это избить его мало!
Семь минут спустя прибыла «скорая», а через 58 минут появился ребенок. Это была девочка, и Герда, сияя от счастья, приняла ее на руки.
— Ее зовут Ирина, — заявила она Бернду тоном, не допускающим возражений. — И фрау Мартуссен будет ее крестной матерью.
Бернд согласно кивнул и осторожно поцеловал в щечку, затем взял ее руку и пожал так крепко и нежно, словно хотел сказать, что все уже кончено, что ребенок, слава Богу, здоров и что душа у него поет.
— Герда… — начал он и запнулся, видно, искал подходящие слова, и, если она не ошибалась, на глазах у него выступили слезы. — Знаешь, последние недели я не раз следил за тобой и заметил, что ты заходишь в тот дом! Встречаешься с этим мерзким дерьмом! — Бернд даже кулаки сжал от вновь охватившей его ярости, и ему стоило усилий взять себя в руки. — И тогда я понял, как сильно тебя люблю.
Прошу тебя, Герда, не оставляй меня. Знаешь, я не всегда умел доказать тебе это.
Герда изумленно слушала его, а про себя складывала… два плюс два. Ясно, что Бернд уже давно следил за ней и в самом деле поверил, что квартира Тины была предназначена для ее «тайных свиданий». И когда он увидел, как прижимались губы Байерле к ее руке, а руки обхватили ее зад, то как было не поверить, что этот тип и есть ее любовник!
Герда прямо-таки обомлела: она и какой-то любовник! И Бернд в это поверил. Она даже не знала, смеяться ей или плакать. Герда была, однако, достаточно умна, чтобы не сделать ни того ни другого. И даже не стала заверять его, что никогда в жизни не намеревалась расстаться с ним.
Бернд расценил ее молчание как невольное признание его правоты и продолжал обличать:
— Шестнадцать лет — ты только подумай! — напоминал он. — К тому же у нас четверо детей. И как можешь ты все это ставить на карту? К тому же ты мне так нужна. Разве плохо прожили мы с тобой это время?
Наконец Герда прервала его:
— О нет! — ринулась в атаку Герда. — Дерьмовое это было время с тобой. Даже очень. О такой «супружеской жизни» с тобой, как раньше, уже не может быть и речи!
Наступила такая тишина, что слышно было тяжелое, прерывистое дыхание Бернда.
— Ты и в самом деле хочешь меня бросить и уйти к этому типу?
— Нет, — прервала она его, прежде чем он снова разразился своими разоблачительными тирадами. — Нет, я от тебя не уйду. Но я поставлю некоторые условия…
Бернд словно оцепенел: условия? Что стало с его постоянно покладистой, заботливой Гердой. И вот тебе — эти нелепые порывы к свободе, эти приемчики, с помощью которых добропорядочные, послушные жены превращают своих мужей в тряпки…
— И что за условия, что за требования? — спросил он, совсем обессилев.
— По воскресеньям я буду иметь право выспаться, а ты будешь готовить завтрак для детей. После обеда будешь проводить время с ними, вместо того чтобы весь вечер сидеть у «ящика». И один раз в неделю у меня свободный вечер, чтобы встречаться с моими подругами. Кроме того, мы поищем стиральную машину-автомат, которая сама все делает.
— И это все? — набычившись, спросил он, но Герда уже не в силах была продолжать дискуссию и просто выжидательно буравила его взглядом. — Хорошо, — выдавил он, наконец.
И Герда внутренне возликовала: несмотря на свою вечную раздражительность, Бернд, если что-то решит, уже не отступится. Уж что-что, а свое слово он привык держать — как убежденный человек чести.
А Бернд… стал играть при этом с пальчиком маленькой Ирины, продолжая что-то мучительно обдумывать. Но потом, видимо, решился задать жене последний вопрос:
— Тебе было с ним хорошо? Ну с тем парнем… Я имею в виду… в постели.
Герда аж задохнулась от гнева, но, сумев «надеть на лицо улыбку», решила не разочаровывать Бернда: уж если ему что-то втемяшится, то сразу не выбьешь. Вреда не будет, если его немножечко «пощекотать». Поэтому она, как можно спокойнее, ответила, устремив взгляд вдаль:
— Да-а, вообще-то ничего, но… — И тут же быстро добавила: — Конечно, далеко не так хорошо, как было с тобой тогда, когда мы только что узнали друг друга…..
Ирина надела домашний халатик, который так нравился Ларсу, и тщательно наложила косметику. Затем спустилась вниз, чтобы встретить его: он с минуты на минуту должен был возвратиться с рейса на Анкару. Когда проходила мимо огромного в стиле барокко зеркала у двери в гостиную, внимательно рассмотрела себя с головы до ног, в первую очередь, — живот. В этот момент Ларс вдруг предстал перед ней в своей летной форме, загорелый, голубоглазый, прекрасно выглядящий, как всегда. Однако взгляд его был хмуроват.
— Ой, я тебя сразу и не заметила!
Ирина обняла его и поцеловала. Но Ларс молча отстранил ее и направился к бару. Налил себе сухого мартини и повернулся к ней.
— Тебе тоже?
Она отказалась. Спросила:
— У тебя неприятности? Выглядишь расстроенным.
— Неприятности? Нет. — Он повел головой, долго, задумчиво рассматривал ее. Вдруг отставил стакан и притянул ее к себе. — Ирина, я люблю тебя. Я чувствую это совсем не так, как два года назад. Сейчас… — он запнулся, — мне так радостно видеть тебя счастливой!
— Я и вправду счастливая! — Она с нежностью посмотрела на него и ласково провела пальцами по его губам. — Я тоже тебя люблю. И даже очень!
— Ирина, я должен тебе что-то сказать. — Он тяжело дышал, от волнения засунул руки в карманы, отвернулся. — Знаешь, я был у врача. Еще несколько недель тому назад. Наконец решился сдать сперму. Выяснилось, что это у меня… Ну, в общем нормально, только они несколько ослаблены. Думаю, что шансов забеременеть у тебя не так уж много.
Он обернулся и открыто взглянул на нее. Ожидал нервного срыва, горьких упреков, чего угодно… Но, к его удивлению, она выглядела совсем не огорченной, даже улыбалась — широкой, довольной улыбкой.
— Что касается меня, — торопливо продолжал он, — то я согласен на искусственное оплодотворение. Имею в виду, чтоб ввели семя другого мужчины. У меня есть мой коллега… Так уже делали. Говорят, что это просто и без всяких проблем.
Ирина отрицательно покачала головой, подошла к нему, обняла.
— Нет нужды, — заявила она.
— Но ведь ты так хочешь ребенка и…
— Но я уже беременна. Так-то вот!
— Ты-ы!. Ты… хочешь сказать… — Он запнулся, охваченный сомнениями. — Ты и вправду, считаешь, что по-настоящему беременна?
Ирина кивнула.
— На самом деле. Теперь у тебя может и есть какая-то ослабленность. А вот до этого, видно, был немалый подъем и эти… твои не были столь ослаблены.
Но теперь это уже не имеет значения. Главное — у нас будет ребенок!
Несколько секунд длилась тишина, а затем они упали друг другу в объятия. Все смеялись и кружились, как в танце, пока Ирина вдруг не побелела как мел и бросилась в туалет… Когда вернулась в гостиную, Ларс только что положил телефонную трубку. Когда она спросила, кто звонил, он ответил:
