Эмма глубоко вздохнула, уткнувшись лицом в желтое драконье брюхо, и тьма, затопившая её мысли, отступила. На память внезапно пришла тихая мелодия той самой испанской колыбельной, которую Реджина и Генри пели тогда, во время конной прогулки, в их последний день перед отъездом девушки в форт. Свон и не знала, что запомнила её.
Arrorró mi niño, arrorró mi amor, arrorró pedazo de mi corazón.
Ласковый чуть хриплый голос Реджины мгновенно прогнал навязчивый шум в ушах. Эмма погрузилась в воспоминания, в которых брюнетка сидела на здоровенном жеребце, прижимая к себе сына, и негромко напевала. Вот она усмехается, когда малыш, держащий поводья, старательно выводит раскатистое «р-р-р», пытаясь выговаривать слова правильно. Реджина с гордостью смотрит на сына и, на секунду замолчав, целует его в щёку.
Солдат, сидящий в темноте, чувствует себя лучше.
Но этого недостаточно. Эмме мало свитера и дракона, который обнимается лучше всех в мире. Мало приятного воспоминания.
Потому что мужчина, которого она убила, наверное, был чьим-то отцом, сыном, братом или дядей. Его ждали дома и кто-то оплакивал его, проклиная её за то, что она забрала его жизнь. Но, проклятье! Не сделай она этого, он убил бы её. Она поступила так, как должна была. Он мог убить кого-то другого. Многих людей. И они бы тоже были чьими-то отцами и братьями. Он мог убить чьего-нибудь сына. Или дочь. Или жену. Она его остановила. Она должна помнить об этом.
Помнить, что это стоило того. Его смерть означает спасенные жизни. Генри говорит, что Эмма герой. Герой.
В ушах снова звенело.
* * *
Июль 15, 2004. Сторибрук, Мэн
- Какао-порошок?
- Есть.
- Сахарная пудра?
- Есть.
- Сухое молоко?
- Есть.
- Почему оно такое странное? – Генри задал этот вопрос уже дважды, с подозрением разглядывая коробку с сухим молоком.
- Ну, мы не можем послать Эмме бутылку с молоком, правда? – ответила Реджина, ещё раз сверяясь со списком продуктов.
- А куда трубочку вставлять? – мальчик вертел коробку в руках с искренним недоумением. Он явно думал, что, раз уж молоко каким-то образом оказалось в картонной коробке, как сок, то и трубочка должна быть.
Миллс улыбнулась и покатила тележку дальше:
- Оно не жидкое, родной, а сухое, как мука, так оно дольше хранится. Его разбавляют водой.
Генри нахмурился и еще раз недоверчиво посмотрел на коробку, в которой, несмотря на мамино утверждение, не было молока. Фыркнув, он вернул её в тележку и потянулся к пакету, который уже давно не давал ему покоя:
- И мы купили это!
Сжав упаковку маленьких разноцветных зефирок в руках, он широко улыбался матери, надеясь выпросить сладости.
- Да, и это очень важный ингредиент. Эмма не может пить какао без зефира.
Он быстро кивнул, хотя Реджина была уверена, что Генри пропустил её слова мимо ушей.
- Можно мне одну? – прищурившись, он поднял вверх пальчик и с надеждой посмотрел на мать.
Реджина вздохнула, едва удержавшись от того чтоб закатить глаза:
- Понятия не имею, и в кого ты такой сладкоежка?
- Это потому, что я сладкий, – на лице малыша расцвела вредная ухмылка.
На этот раз старшая Миллс не удержалась и, с улыбкой закатив глаза, покачала головой:
- Ты, конечно, сладкий, но зефир тебе всё равно нельзя.
Он надулся и, скрестив руки на груди, сердито на неё посмотрел.
- Хорошая попытка, – похвалила Реджина и, взяв с полок упаковку шоколадного пудинга «Несквик» и сухие сливки, направилась в отдел с выпечкой.
Сегодня Реджина получила от Эммы письмо, и это было для неё огромной радостью, потому что последний раз они разговаривали за неделю до Дня Независимости. Но содержание письма расстроило её. Блондинке опять снятся кошмары. Конечно, она не жаловалась, написала только: «У меня проблемы со сном, очень скучаю по нашим разговорам». Но Реджина поняла, что девушку мучает что-то, о чем она не готова рассказать.
Это было тревожно и больно. Письмо было написано шесть дней назад, кто знает, что произошло за это время? В каком Эмма состоянии? Для Реджины это было самым тяжелым в их переписке, не считая ожидания. Её убивало то, что они с Генри постфактум узнают о том, что происходит со Свон. Женщина чувствовала себя бесполезной, и это раздражало. Раньше, когда Эмма была дома и её мучили кошмары, Реджина бежала к ней, едва услышав крик или бормотание. Она садилась рядом и осторожно будила девушку, успокаивая, помогая вернуться в реальность. И они говорили о том, что ей снилось. А когда Эмме тяжело было рассказывать, Реджина брала её за руку, и они спускались на кухню, где брюнетка варила для гостьи какао. После второго кошмара Миллс уже, не спрашивая, добавляла в напиток корицу и взбитые сливки. А сейчас Реджина сиднем сидит в Сторибруке и никак не может помочь Эмме уснуть.
Но эта женщина не даром была мэром, ей потребовалась всего минута, чтоб придумать выход из положения. И внезапный поход в магазин был важной частью этого плана. Если она не может быть для Эммы ловцом сновидений, можно попытаться сделать пробуждения солдата более приятными. Реджина была не совсем уверена насчет порядков в форте, но надеялась, что её план сработает. Конечно, рецепт пришлось немного изменить, но она не сомневалась, что с сухим молоком и сливками какао получится отличным. Теперь осталось подобрать подходящую тару, и это на секунду озадачило мэра, но в отделе кухонной утвари она нашла то, что искала.
Пластиковый кувшинчик был в точности таким же, как тот, что стоял у нее на кухне. Реджина тут же представила его наполненным горячим какао с зефиром, сливками и корицей. Нужно будет на всякий случай завернуть его в пузырчатую плёнку. Брюнетка очень надеялась, что начальство Эммы не посчитает это контрабандой. Не хватало еще, чтоб из-за неё у девушки были неприятности.
- Генри! – услышав подозрительное шуршание, Реджина обернулась и увидела, что сын, сидящий на сидении тележки, пытается разгрызть упаковку с зефиром.
- Пожа-а-алуйста? – просительно протянул Генри.
Покачав головой, Реджина отобрала пакет с зефиром и переложила его в самый дальний угол тележки, прислонив к кувшину. Посмотрев на мальчика, она подняла бровь. Генри понял, что это было последнее предупреждение и спорить не стал. Открыв сумочку, женщина достала пакет сока и пачку марантавого печенья.
