– Может, они уже больше не вернутся, – сказала Сара, беря мать за руку. – По-моему, это как-то имеет отношение к суду и к тому, что Белинда – моя подруга. Люди, с которыми она когда-то связалась… в общем, я думаю, что они хотели напугать вас. Мне кажется, на этом они остановятся. Пока, во всяком случае.
– Ну что ж, цели своей они достигли. У меня никак не идет из головы бедная кошка. – Клэр грустно кивнула. – Думаю утром обойти соседей, узнать, чья она.
– Мама, вряд ли это разумно, – проговорила Сара. – Будь она моей, я не пришла бы в восторг, узнав о таком ее конце. Не лучше ли оставить все как есть?
– Может, ты и права. – Мать посмотрела на Энтони, внимательно слушавшего лекцию Роджера Нортона по истории долины Сан-Фернандо. – Очень приятный молодой человек, – заметила она.
– Мм-да, интересная личность. Принести тебе чаю или еще чего-нибудь?
Сара была готова взяться за приготовление обеда из пяти блюд, только бы отвлечь мать от опасной темы.
– Не стоит, дорогая. Пойду-ка я приготовлю постель для Марка. Он сказал, что останется на ночь.
Марк вышел проводить их до машины. Сара заметила, что не только она, но и мужчины старательно отводят глаза от лужи крови и осколков разбитого стекла.
– О, отличная машина. «Мерседес 280 Е», – сказал Марк. – Давненько я их не видел.
– Да, я им горжусь, – Энтони похлопал рукой по дверце – ласково, будто касаясь женского бедра.
Сара обняла брата.
– Хорошо, что ты останешься с ними на ночь. Видишь, никак тебе не удается отделаться от своего одеяла, а?
– Да, старые вещи быстро входят в привычку, и все-таки это лучше, чем наркотики. Счастливого пути.
Машина тронулась, и Сара посмотрела в заднее стекло – Марк стоял у ворот, помахивая на прощание рукой. На миг ей показалось, что она вернулась в детство: вот он, тринадцатилетний, стоит у порога дома, а ее, девочку, которой только что исполнилось десять, увозят в летний лагерь – единственный раз в жизни, когда родители смогли себе это позволить. Тогда он точно так же улыбался и размахивал рукой, а она, обернувшись, смотрела в заднее стекло до тех пор, пока брат не превратился в едва различимую точку. Сару поразили перемены, происшедшие в семье, и то, что все же осталось прежним. Несмотря на минувшие годы, в чем-то не ощущалось совершенно никакой разницы.
– Наверное, будет дождь, – заметил Энтони. – Звезд совсем не видно.
Сара развернулась на сиденье, пристегнула себя ремнем.
– Спасибо, что решил поехать со мной.
– Я был рад познакомиться с твоими родителями и братом. Ты счастливая, Сара, – у меня никогда не было дома, где я чувствовал бы такую любовь.
– Да, я знаю. – Положив руку на спинку сиденья, она коснулась шеи Энтони, пальцы ее стали играть его волосами, поднимая, а затем отпуская длинные пряди.
– Не вздумай стричься.
– Хорошо. Не вздумай поднимать себе грудь.
Она рассмеялась.
– С чего это ты вдруг?
– Не знаю – просто торгуюсь с тобой. Длинные волосы в обмен на натуральную грудь. Мне нравятся твои груди – они само совершенство. И к тому же настоящие.
– Останешься сегодня у меня? – Она нежно массировала его шею.
– Конечно. На кушетке или в твоей постели?
– На кухонном полу.
В позе его было нечто совсем детское, когда он лежал рядом, свернувшись калачиком, уткнувшись лбом в ее плечо. Сару вдруг пронзило чувство, похожее на вину, хотя Энтони и не сделал ничего такого, что дало бы к этому какие-то основания. Если же причиной было само его тело, то ведь она же тоже играла. Во всем том, что он делал с ней, она тоже принимала участие – может быть, не совсем охотно, часто вслепую, но она же не говорила ему «нет». Ей хотелось рассмотреть лицо Энтони так, как это сделал бы художник, – увидеть скрытый под кожей мир – но она боялась разбудить его неосторожным движением.
Где-то ближе к утру Энтони повернулся к ней спиной, и она повернулась вместе с ним, обвив его руками, прижавшись грудью к его лопаткам. Сара и сама не знала, сколько они так пролежали: она то погружалась в сон, то пробуждалась от него. Ей казалось, что с улицы доносится шелест дождя, тихий и убаюкивающий. В какой-то момент возникло ощущение, что Энтони проснулся, но она тут же сама вдруг провалилась куда-то, уже не осознавая, лежит ли с нею кто-то рядом или нет. В очередной раз раскрыв глаза, Сара услышала барабанную дробь капель, ноздри ее уловили запах горящего дерева, рука нащупала холодную пустоту там, где лежало тело Энтони. Сочившийся сквозь окно свет был каким-то серым; стрелки на часах показывали половину седьмого, небо казалось плотно затянутым тучами.
Она накинула на себя халат – пояс вот уже несколько месяцев хранился отдельно – и прошла в гостиную. Завернувшись в запасное одеяло, лежавшее на всякий случай в шкафу, перед камином на спине раскинулся Энтони. Сара опустилась на пол, вытянулась рядом с ним.
– Уже не мог больше спать?
– Нет, просто захотелось посидеть у огня. Ты не против?
Она придвинулась ближе, распахнула одеяло. Склонившись, закрыла глаза, провела кончиком языка по пульсирующей на его шее жилке, затем вниз, по груди, вокруг каждого из сосков. Энтони взял руку Сары, положил ее туда, в самый низ живота. Но Сара вовсе не собиралась торопиться. Ее губы вели собственный отсчет времени, продолжая свое медленное, ленивое движение вдоль ребер. Временами, охлаждая пыл Энтони, она покусывала его. Все медленнее и медленнее скользили ее губы и язык вниз, пока наконец Энтони не выдержал и, сжав ее голову руками, заставил открыть рот навстречу бушевавшему в нем пожару. Ладони легли ей на уши, и вновь Сара услышала уже забытый шум прибоя, не сразу осознав, что это лишь ее собственное дыхание.
– О Господи, Сара, – прошептал Энтони, принуждая ее двигаться быстрее.
Но было еще слишком рано. Сара не хотела никакой гонки.
На несколько минут он полностью подчинился ее воле, а когда снова произнес ее имя, в голосе его звучала какая-то новая нота. Сара остановилась, положила руку туда, где только что до этого был ее рот, выпрямилась, вновь прижалась лицом к его шее.
– Чего ты хочешь? – спросила она. Очень часто этот вопрос оказывался опасным.
– Подожди минуту, – сказал Энтони, поднимаясь. Она услышала, как он прошел в ванную комнату.
Всхлипнул бачок, затем раздался шум бегущей из крана воды; его шаги в спальне, стук дверцы шкафа. В гостиную Энтони вернулся, держа в руке несколько ярких цветных шарфов. Шелковый букет.
– Повернись на спину, – он опустился рядом с ней на колени. – И сдвинься ближе к проигрывателю.
Он взял красный шарф и дважды обвернул одним его концом колено Сары, другой конец петлей захлестнул вокруг ножки проигрывателя. Ее правую ступню он привязал к ножке кофейного столика шарфом голубого цвета. Затем Энтони уселся на Сару верхом и закинул ее руки за голову; своей правой рукой он удерживал запястья, левой заматывал их поясом от халата.
