Четвертого января умерла бабушка Стаси.
Ожидаемо. Всё к этому шло. Однако известие о её смерти окатило всех неприятной волной. Смерть другой и не бывает. Даже если приносит избавление от телесных мук, даже если чувствуешь её дыхание — она всегда повергает в некий ступор, шок. И никакие успокоительные доводы, типа, человек был стареньким, прожил предостаточно, тяжко, неизлечимо болел, не могут помочь избавиться от страшной действительности — все мы когда-нибудь умрем.
Как Влад не настаивал на своем присутствии на похоронах, Стася отказалась. Не хотела, чтобы он ехал. Ей было проще перенести эти моменты в ограниченном кругу близких: только она, сестра и мама.
— Я приеду через неделю, — успокаивала она его недовольство. — За это время тебе никто не будет выносить мозг, придираться с расспросами, — попыталась пошутить, складывая вещи в небольшую дорожную сумку. — Так что пользуйся моментом.
— Дурочка, — настроение скатилось в минуса. — Да я и дня не смогу без тебя. Может, всё-таки поедем вместе, а? На машине ведь быстрее, — не спешил сдаваться. А вдруг передумает? Как же ненавидел такие моменты. Да и повод, послуживший разлуке был не из приятных.
— Нет, Влад. Как бы мне не хотелось поехать с тобой, но нет. Я хочу помочь маме привести документы в порядок, переоформить дом. Это всё время. А тебя могут дёрнуть в любой момент и что тогда? Будешь нервничать не зная, как поступить.
— Я сделаю так, что ко мне никто не дозвониться, — произнес слегка обижено. — И пробуду с тобой столько, сколько будет нужно.
— Ой, что-то слабо вериться. — Стася присела рядом с ним на кровать и пытливо посмотрела в глаза. Заметив его задумчивость, впервые за целый день ласково улыбнулась, запустив пальцы в короткие чёрные волосы. — Вот видишь, ты сам до конца не уверен. Лучше останься дома и позаботься о Джое.
Отпустил. Скрипя душой, отпустил. Неужели не сможет выдержать каких-то семь дней? Сможет. Наверное…
В первый же вечер, пытаясь уснуть на огромной кровати, понял, что нихрена у него не получается. И двенадцать часов ночи не то время, чтобы позвонить и спросить, как прошел день. Едва дожил до утра. А ведь это только начало. Ещё как минимум шесть бесконечно-долгих дней и ночей.
В такие минуты, когда накрывало, не шлялся по квартире как неприкаянный, не вдыхал аромат её парфюма, а просто сидел на кухне с приоткрытым окном и долго, вдумчиво курил. Не могла помочь такому состоянию ни одна таблетка, ни одно успокоительное. Потому что привычку, укоренившуюся в сердце уже не вытравить. А привык, нехило так привык, что его встречают у порога, обнимают, целуют. Да бл*дь, сейчас он готов на любой вынос мозга, лишь бы она была рядом.
На третий день не выдержал: плюнул на всё и начал собираться в дорогу. Уже и с Мишкой договорился относительно Джоя, и отдал распоряжения по «Ориону», как один звонок перегадил все планы. Появилась возможность раз и навсегда прижучить Самсонова во главе шайки бунтующих против влияния Варланова бизнесменов. Они так и не смогли смириться со смертью Руставского, и метались подобно загнанной в ловушку крысе. Такой возможностью грех не воспользоваться. Пришлось ехать. Тем более что адрес «партсобрания» был хорошо известен: пришедший в непригодность детский санаторий, расположенный на окраине города под сказочным названием «Семицветик» знал практически каждый из его окружения.
— Миш, — первым делом набрал Скотника, — созывай ребят и подтягивайтесь к санаторию.
— Всех?
— Чем больше — тем лучше.
Тоже самое сказал и Алексею. И пока добрался до места встречи, его люди уже были там. Во все оружии. Наготове. Если сейчас получится решить проблему, останется один Мажара. А один в поле не воин. Его сломить проще.
Не было смысла проводить инструктаж. Парни и так знали, как вести себя при тех или иных обстоятельствах. Поэтому и доверял им, не боялся рисковать, брал собой на все сомнительные встречи. Но и подставлять под пули не спешил. Знал, за что отвечает и чьими жизнями руководит. Был лидером не только на словах, а и на деле. Именно благодаря этой черте смог добиться безграничного уважения и преданности.
Вместо десятка машин в небольшом берёзовом подлеске, в километре от «Семицветика» приютился один вместительный, тонированный бус, за рулем которого восседал довольный Скотник.
— Я тут подумал, — сказал он, поправляя наручные часы, — что не стоит привлекать к себе лишнее внимание.
— Правильно мыслишь, — одобрил Шамров и прошелся взглядом по «группе поддержки». Все как на подбор. Молодые, умелые, ловкие, а главное — башковитые. Да и одеты культурно. Поди, скажи, что большинство из них самые закоренелые уголовники. Никто не поверит. Никто не упрекнет Шамрова, что его люди быдлота самая настоящая. Не-а. Сам подбирал. Не придраться, не прикопаться. — Все в сборе?
— Все!
— Тогда действуем тихо…
***
За выставленными П-образно столами, в полуразрушенном помещении, служившем когда-то актовым залом, сидели лишь единицы из присутствующих обандиченых бизнесменов. Большинство сплотились вокруг возмущенно орущего Самсонова, внемля его доводам. Некоторые соглашались, некоторые — сокрушенно качали головой, чувствуя, что подобное неповиновение добром не закончиться.
- Я хочу, чтобы каждый из вас допер, наконец, — пытался донести свою мысль хитрожо**й Самсон, — что Руставского убили ради сведения личных счетов. У меня есть доказательства, что за этим стоит Шамров! — среди собравшихся прокатилась волна ропота. Пока не понятно, одобрения или осуждения. Большинство были с ним знакомы и открыто побаивались. — Я считаю, что за Серёгу стоит отомстить. Мы что, зря столько лет ели один хлеб, сидели за одним столом? Многие из вас начали с его поддержки… Варлан со своими подельниками заграбастал всё. Всё!! Так не-е-ет. Им и того мало. Сечёте?! Мало!..
— А тебя жаба давит? — послышалось из толпы. Самсоном завертел головой как курица на седале, пытаясь определить источник борзоты. Паршиво, что Мажара не приехал. Вот у него на ура получалось убеждать.
Из-за стола, буквально в самом центре, поднялся уже немолодой мужчина кавказкой национальности по имени Байсал и поправил на плечах добротную дубленку:
— Какой же ты, однако, скользкий, Славка. Хочешь начать войну против большинства? Валяй. Я мешать не буду, но и поддержки от меня не жди. Мне осталось немного. Хочу спокойно передать бизнес детям и внукам. Тем более, Руставский влез в такие разборки, таким людям дорогу перешел… Не знаю, грохнули его по личному или в угоду кому-то, но… не только наши на него зуб имели.
Самсонов опешил. Он тут такую кашу пытался заварить, а это хер со своими учениями.
— Так какого х… — вовремя остановился, чтобы не ругнуться, — заявился сюда? Чтобы пофилософствовать?
— Нет. Всего лишь донести и тебе, и братве, что твое неповиновение может повлечь за собой полнейшую зачистку. С покойным и я немало горя хлебнул. Поэтому и пришел. Мне тоже небезразлична его смерть. Однако не для кого не секрет — это всё равно бы случилось рано или поздно. Не важно, кто его убил. Важно — за что. Поводов он дал предостаточно, и в последнее время начал бузить против многих. Не бери с него пример.
Трое представительных мужчин одобрительно закивали. Кавказец вернулся на свое место, содрогнувшись от холода, и устало прикрыл глаза. Прав был сын, нех** было сюда ехать. Не хватало ещё, чтобы Варланов пронюхал. Тогда у многих зачешется там, где и не чесалось.
— Ты не в силах справится с Варланом, — вышел на середину комнаты коренастый владелец нефтеперерабатывающего завода. — А быть орудием мести в твоих руках лично я не желаю. Байсал прав: могут полететь головы.
Слава покраснел, чувствую, что начинает терять влияние:
— Разве моих связей и влияния мало, а? Да за мной Мажара.
Некоторые, услышав это имя, оживились. Особенно те, кто приторговывал наркотиками, им сотрудничество с Варланом было не выгодно.
