– Угу… – тут уже на эмоциях всхлипываю. По телу сильнейшая волна дрожи летит. – Очень хочется его увидеть… Очень…
– Скоро, Лизунь…
Замолкаем, когда в палату входит врач.
– Ну как тут мои Чарушины? – протягивает, как обычно, на позитиве. – Фамилия какая у вас красивая... – глядя на нас с Тёмой, улыбается. – Рожать не передумали?
– Нет, – отзываемся мы незамедлительно, в один голос.
– Вот и хорошо, – смеется Ольга Алексеевна. – Давайте тогда смотреть, что там с нашей шейкой.
– Прям сейчас? – выдыхаю и срываюсь на стон, когда низ живота новым спазмом стягивает. – Боже… – кажется, чувствую, как малыш продвигается. Боль попросту разрывная. – Боже…
– Дыши, Лиза… Дыши, родная…
Благодаря Артему удается взять себя в руки и вернуться к нужной тактике. Врач в процессе хвалит нас обоих. А потом, едва удается продышать схватку, берет меня на осмотр.
– Ой, как хорошо… Ой, какие молодцы… – приговаривает довольно. Я машинально Тёмин взгляд ловлю. Сжимаю его руку, когда действия врача провоцируют боль. – Все! – выдает она тем временем. И пока мы с мужем думаем, что это значит, добавляет еще более эмоционально: – Рожать идем!
– Правда? – выдыхаю шокированно.
– Ну, конечно, правда! Полное раскрытие у вас, Чарушины!
– Боже… – бормочу, не в силах сдержать слезы. – Боже, помоги нам…
Тёма наклоняется и целует мой влажный лоб.
– Все будет хорошо. Ты умница. Скоро увидим сына, Лиз, – напоминает самое важное. – Концентрируйся на этом.
– Да… Увидим… Наконец-то, Тём… – не могу не плакать. Зато на эмоциях, которые в этот момент топят, о боли забываю. – Наконец-то…
Пока мы разговариваем, врач уже созывает бригаду. В родовой начинается суета. Приятная, радостная, на мандраже... По типу того, какая случается в последние минуты перед Новым Годом. Только в разы сильнее. Страхи и боль уходят на задний фон. Думаю лишь о том, что сказал Чарушин: скоро мы увидим сына.
Когда все занимают свои места, я даже слегка теряюсь. Муж справа от меня, Ольга Алексеевна – слева, сразу за ней – еще один врач, акушерка – между моих ног. И все с разных ракурсов смотрят на меня одну.
– Ну, давай, девочка, – произносит моя доктор. – Как только очень захочется, тужься…
А мне ведь уже давно хочется. Не успевает Ольга Алексеевна договорить, я отпускаю себя и делаю попытку вытолкнуть малыша.
– Ой, умница! Умница! Давай, давай, давай, моя милая… – включается в работу акушерка.
Не только руками мне помогает. Вербально атмосферу задает, именно ее ласковый материнский голос очень подбадривает. Конечно же, за первую потугу у нас ничего не получается. Но я была к этому готова. Просто слушаю, что мне дальше говорят, крепко сжимаю ладонь Артема, ловлю его взгляды и старательно повторяю попытку за попыткой.
– Ну, ну… Еще, еще, еще… Давай, давай, давай, моя девочка… Давай, хорошая… Давай, давай, давай, давай, давай… Сейчас не отпускай… Не отпускай… Еще, еще, еще, еще, еще… Давай, хорошая… Давай, милая…
Мне кажется, по всем показателям выхожу за пределы своих физических возможностей. Но мне ведь так хочется увидеть своего малыша. Мы ведь ему обещали, что встретимся. Мы ведь сами его позвали, как только смогли.
– Давай, моя милая… Умничка… Еще давай… Еще, еще, еще, еще, еще… Давай, давай, давай, давай, давай…
И вдруг… Я чувствую, как малыш выскальзывает, и просто срываюсь на плач. Но это уже облегчение и огромнейшее счастье, которое затапливает, как только я вижу нашего с Чарушиным ребеночка. Акушерка поднимает его высоко-высоко, он морщится и оповещает весь мир о своем долгожданном рождении пронзительным криком.
А едва его укладывают мне на грудь, тут же затихает. Плачу я, осторожно обнимая его. Буквально рыдаю, глядя то на сына, то на склонившегося над нами Тёму. Он улыбается той самой улыбкой, которой когда-то покорил, целует меня, целует малыша и с интересом его рассматривает.
– Хэй… – выдыхает и замирает, пока черные глазки не фокусируются на его лице. Знаю, что это нереально, но в тот момент кажется, будто наш ребенок все-таки особенный и уже все понимает. – Привет… Привет… – проговаривает Чарушин невероятно трепетно и вместе с тем легко. – Добро пожаловать, сын.
– Мы так долго тебя ждали, – добавляю я.
Малыш что-то кряхтит в ответ, забавно облизывает губки и как будто потягивается. Мы с Артемом переглядываемся и со слезами на глазах смеемся.
– Это лучшее, что со мной было… Лучшее, что могло с нами случиться, Чарушин… – шепчу я.
– Это главное, – соглашается он и снова целует меня.
Раз, второй, третий… Кто-то фотографирует. Только мы в этот момент полностью в своем мире, чтобы позировать или хотя бы смотреть в кадр.
– Спасибо тебе, мой любимый… Спасибо! – тихо, но крайне эмоционально выдаю.
– Спасибо тебе, родная. Люто тебя.
– Люто, Артем.
После этого долгожданного и незабываемого момента приходят, конечно, и сложности. Однако вдвоем мы с ними справляемся. Тёма ведь, как и всегда, остается со мной в больнице. До самой выписки втроем тусим. Только в последний день папа нас с Кирюшей покидает, чтобы поставить сына на учет и подготовить все к празднику.
За ту неделю, что мы пробыли в роддоме, мне лично не довелось увидеть столько гостей на чьей-нибудь выписке, сколько собираются у нас. Все Чарушины, моя Сонька, Филя с Лией, Кир с Варей и дочкой, Саша, Даня, профессор Курочкин… А еще мои младшие сестры. Не знаю, как мужу это удалось, но я чуть сознание от радости не теряю. Хорошо, что малыша медсестра держит.
– Добро пожаловать в мир, Чарушин Кирилл Артемович, – выкрикивают наши близкие почти речитативом, пока Тёме торжественно вручают малыша. – Добро пожаловать в Одессу!!!
– Ура-а-а-а-а!!! – Маринка, разумеется, громче всех вопит.
Бойка, Филя, Даня и Сашка одновременно с громкими хлопками по бутылке шампанского открывают. Оно вылетает пеной и заливает брызгами гостей.
– На пятерых вам! – выдает свекор и откупоривает пятую бутылку. – Должны же дети перемахнуть родителей!
– Не закачаешься, папа, если каждый по пять даст? – смеется мама Таня.
– Не закачаюсь.
Мы с Артемом только смеемся. Пока родня выпивает, любуемся сыном. Никак насмотреться не можем. Такой он чудесный, что с рук спускать неохота. Спит, причмокивая пухлыми губками.
– Дайте же мне внука подержать, – тянется к малышу мама Таня. – Ой, Господи… Как на Тёму похож! Просто невероятно!
Мы с Чарушиным переглядываемся и молча отдаем ей сына.
– Какой сладюсик, – умиляется практически вся женская половина гостей.
– Мужик, – заключает оставшаяся, тестостероновая.
Дома свекровь всю работу на себя берет – угощает гостей, размещает тех, кто остается, по комнатам. Я большую часть времени провожу наверху с малышом и сестрами.
– Артем сказал, что мы можем приезжать к вам, когда захотим, – тихо делится старшая из оставшихся в доме наших родителей – пятнадцатилетняя Даша. – Мама разрешила. Она его боится. Артем нас позвал, мама и пискнуть против не посмела. Даже когда зять уведомил, что только вечером назад привезет. Представляешь? Мы теперь сможем видеться.
– Я очень рада, – шепчу я, сдерживая слезы.
Этот поступок Чарушина трогает до глубины души. Ну и, кроме того, сильно радует то, что с девчонками связь восстановилась. Все-таки тревожно мне было, переживала за них.
– Тёма сказал… – продолжает самая младшая – Уля, машинально называя Артема так, как сегодня не раз слышала от нас. – Твой муж сказал, что если нам будет плохо дома, мы можем вообще к вам перебраться и жить здесь.
– А вам плохо?
Девочки пожимают плечами.
– Нормально, – выдыхает Оля. – Только скучно.
– Да… Скучновато, – соглашается Наташа.
– Можно мне подержать Кирюшу? – жмется мне под бок девятилетняя Стефа.
– Конечно, милая…
– И я хочу!
– Я тоже!
У меня попросту сжимается сердце. Сначала больно-больно, а миг спустя уже – сладко-сладко. Даю девочкам подержать сынишку, позволяю играть и помогать во всем, что делаю. А вечером, когда приходит мама Таня, все вместе купаем его. Только после этого Артем отвозит девочек домой.
