о чем.
Но вот страх перед будущим никуда не делся. Он разрастается в груди и, подобно раковой опухоли, безжалостно отравляет меня собой. Помните, на кольце царя Соломона было написано: «Все проходит, и это пройдет»? Так вот, раньше в моменты душевного бессилия я часто успокаивала себя этой фразой. Напоминала своему мечущемуся в страхе сознанию, что мрак не длится вечно и вслед за ночью всегда приходит утро. Но теперь… Теперь я уже с трудом верю в это. Я гляжу на черный дым, клубами поднимающийся к небу, и молча задаюсь вопросами, на которые у меня нет ответов.
Сколько еще рассветов я увижу, будучи свободной? Сойдет ли мне с рук мое преступление? Сможет ли Глеб простить мне трагедию, которую я обрушила на его голову?
Я облизываю пересохшие губы и на несколько мгновений закрываю глаза. Слезы непросыхающими дорожками струятся по щекам, а изможденное стрессом тело ноет так, словно я пробежала километров тридцать, не меньше.
– Теперь мы точно попадем в ад, – шепчу я, не размыкая век.
– Брось, Кац, – так ж тихо отзывается Глеб после недолгого молчания. – Нам и без этого туда дорога.
Я издаю невнятный звук, напоминающий не то всхлип, не то вздох, а через мгновенье пальцы Глеба обвивают мои в утешающем прикосновении.
– Но это ничего, дерзкая, – в его голосе звучат успокаивающие вибрации. –Вдвоем нам и в аду будет зашибись. Ты же об этом знаешь, верно?
Несмотря на вопиющий трагизм происходящего, уголки моих губ приподнимаются в слабой улыбке. Глеб умеет разрядить обстановку, даже когда она накалена до предела. Потрясающий, необыкновенный мальчишка!
– Пс-с, смотри! – он сжимает мою ладонь, вынуждая распахнуть глаза. – Какая-то баба у вашей калитки замерла. Походу, заметила пожар.
– Да, точно, – напрягая зрение, вглядываюсь в очертания полной женской фигуры. – Кажется, это тетя Надя, соседка наша.
– Так, все, до нее доперло, – шепотом комментирует Глеб. – Испугалась и рванула куда-то.
– К себе домой. За телефоном, наверное.
– Отлично. Теперь и мы можем уходить, – парень шагает назад, углубляясь в густые заросли и утягивая меня за собой. – Давай дадим крюк, ладно? Обогнем поселок с другой стороны, чтобы не попадаться никому на глаза.
– Хорошо, – послушно киваю я и на негнущихся ногах направляюсь следом.
Кажется, отныне я буду безоговорочно соглашаться в ответ на любое предложение Глеба. Вообще на любое. Даже если он надумает расписать матами фасад здания администрации или захочет ограбить банк. Теперь мое доверие к этому человеку настолько абсолютно и безгранично, что любой абсурд из его уст будет звучать для меня как непреложная истина. Я пойду за ним, даже если он поведет в пропасть. И не отпущу его руку, даже если он будет тонуть.
Я не привыкла растворяться в другом человеке, не привыкла становиться его частью, но в случае с Глебом именно об этом я и мечтаю. Я так сильно его люблю и так бесконечно ему благодарна, что даже самой немного страшно. Не подозревала, что я на такое способна. Честно. Но с тех пор, как я связалась с Глебом, собственное сердце не перестает меня удивлять: мечется и, как обезумевшее, к нему рвется.
Глава 68
Ася
Утро гремит шокирующем известием: у Стеллы Кац сгорел дом, и ее отчим погиб в пожаре. Разумеется, эта новость пока находится в разряде слухов, потому что никто из присутствующих в колледже ребят не обладает достоверной информацией. Однако, судя по крайне озабоченному лицу кураторши и отсутствию на учебе не только Стеллы, но и Глеба, я все больше склоняюсь к мысли, что гуляющие слухи не беспочвенны. Сами знаете, дыма без огня не бывает.
Странно, но несмотря на лютую ненависть, которую я привыкла испытывать к Кац, новость о ее беде меня совсем не радует. Такого кошмара, как говорится, и врагу не пожелаешь. Стелла, конечно, злодейка, но потерять близкого человека и при этом остаться без крыши над головой – сурово даже для такой безжалостной стервы, как она. Тем более, что однажды ей уже пришлось пройти через нечто подобное.
Опускаюсь на свое место и, вздохнув, кидаю тоскливый взгляд на пустующий стул Глеба. После конфузливого инцидента на его кухне, за который мне до сих пор стыдно, наше общение стало куда более прохладным. Некогда тесная дружба превратилась в учтивое приятельство, а душевные телефонные разговоры трансформировались в ничем не примечательные переписки на тему учебы.
Мы с Глебом по-прежнему неплохо ладим, сидим за одной партой и иногда перебрасываемся невинными шутками, но вот любые контакты вне колледжа сошли на нет.
Говоря по правде, когда я окончательно осознала, что место в сердце Глеба занято и у меня нет ни единого шанса на его взаимность, то как-то разом перехотела жить. Даже достала упаковку маминых снотворных и долго крутила блистер в руках, прокручивая в голове незатейливый сценарий самоубийства.
Представляла, как напишу трогательную предсмертную записку, посвященную Глебу, а потом наглотаюсь таблеток и отчалю в мир иной. С мрачным упоением воображала, как он будет рвать на себе волосы, горюя по мне, и получала от этого странное садистское удовольствие. Мне отчаянно хотелось, чтобы Глеб испытал хотя бы толику душевных терзаний, которые выпали на мою долю.
Но в какой-то момент до меня вдруг дошло, что я банально романизирую такое отвратительное явление, как суицид. Да еще и мечтаю о том, как бы навесить чувство вины на человека, который всегда относился ко мне с добротой и помогал не только словом, но и делом.
Да, Глеб отверг мою любовь, но при этом дал мне невообразимо много. Он спас меня от буллинга, восстановил мою репутацию в коллективе и самое главное – подарил веру в то, что я не такая уж жалкая и ущербная.
Он словно показал мне ту грань самой себя, которую я раньше не замечала. Ведь рядом с Глебом я была уже не той забитой девчонкой, которая старается молчать и лишний раз не высовываться. С ним я была открытой. Порой остроумной. Временами веселой. Стеснялась, конечно, но при этом делилась самыми потаенными мыслями, которые прежде не решалась озвучить никому. И Глеб не смеялся надо мной, не называл глупой или чокнутой. Он просто слушал. Просто понимал. Без слов доказывал мне то, что можно быть обычной и при этом интересной.
Возможно или даже скорее всего, наши с Глебом дорожки разойдутся. Это произойдет рано или поздно. Но у меня навсегда останутся воспоминания о счастливом времени рядом с ним и бесконечно важное осознание того, что я чего-то да стою.
Тогда, осознав это, я убрала мамино
