которую обычно сложно переубедить, идёт на попятную. Это заметно по её смягчающемуся взгляду.
— Доченька, боже мой, да что же я творю в самом деле? Ну конечно же я хочу, чтобы ты у меня была самой счастливой, — она подсаживается рядом со мной и, запрокинув руку на плечо, стискивает меня, одаривает своим материнским теплом. — Я же тебя так люблю.
— Мам, он ведь тоже любит. Не знаю за что, но он любит меня.
Наступает затишье. Лишь бы не перед очередной бурей.
Сердечко сжимается от затяжной паузы, тиканье настенных часов начинает действовать на нервы, а вера в лучшее постепенно начинает ускользать от меня. Голова тяжелеет, мне хочется положить её на колени, но мама не даёт мне окончательно раскиснуть. Она снова сгребает меня в объятия.
— Хорошо, будет тебе счастье, — тряхнув головой, она растягивает губы в усталой улыбке и смахивает со своей щеки мерцающую слезинку. — Только мне, наверное, нужно теперь выпить. Да чего-нибудь покрепче вина!
Внезапно раздаётся скрип петель входной двери. Морозный воздух тут же прокатывается по полу, заставив нас с мамой приподняться со ступенек.
— Так? И что это тут у нас? — входит в дом жизнерадостная крёстная. Улыбка сияет, щёки порозовевшие, глаза чуть пьяненькие. Счастливая уж больно. Увидев нас, она поднимает над головой бутылку виски, размахивает ею, словно прочитала мамины мысли. — Люб, я сейчас такое узнала! Кирилл сказал мне..., — она наконец переводит взгляд на меня. — Яна... Яночка! Солнце моё, как же я ждала этого дня! Как я мечтала о такой снохе, как ты! — она сгребает меня в крепкие объятья, что я вздохнуть не могу, не то чтобы понять, о чём речь ведётся.
Я в растерянности смотрю на маму, а та пожимает плечами, мол, привыкай, теперь тебя затискают, уж мне ли не знать.
— Светк, ты прикинь чё?! — мама приходит на помощь, иначе меня ждала бы судьба быть раздавленной. — Мы же вот-вот бабками станем, представляешь? Ты можешь себе это представить вообще? Наши дети заделали себе дитя!
— Что? — раздаётся голос Кирилла. Все трое мужчин стоят в холле и многозначительно пялятся на нас, только Кирилл отличается своей особенной озадаченностью. — Какое ещё дитя?
— Маленькое, ещё совсем крохотное дитя. Размером со спелую грушу, — отвечает ему мама, но если до этого она смотрела на него враждебно, то теперь с теплотой, с милой улыбкой. Это не может меня не радовать. Мама подходит к нему, тот снова напрягается, не зная, что ожидать от этой взбалмошной женщины. Она заботливо поправляет на нём воротник, пылинки невидимые стряхивает, а потом целует в щёку, что у Кирилла челюсть отваливается. — Завтра же поедем в клинику, чтобы встать на учёт. Надо сдать все анализы, а то столько времени упущено. Ой, лишь бы теперь с ребёночком было всё хорошо!
А ведь стоило всего лишь поговорить. Объясниться с мамой, чтобы она поняла все мои чувства. Она ведь тоже однажды влюбилась без памяти, и уверена до сих пор помнит какое это прекрасное чувство.
Кирилл переглядывается со мной. Безмолвно ведёт бровью, пребывая в шоке, а я могу только плечами пожать, но улыбку уже сдерживать не получается.
Пока наши родители отвлекаются за активными рассуждениями, матери обливаются слезами счастья и радости, Кирилл осторожным шагом подходит ко мне. Прям как по минному полю, опасаясь, что рванёт там, откуда не ждёт. Он всё ещё не понимает что происходит, а я не знаю что сказать ему. У меня не находится слов.
— Что здесь творится? Меня не было пять минут, а тут уже открыли стену плача, — сквозь зубы произносит, чтобы услышала только я.
— Кажется, нам только что дали добро на отношения, — отвечаю шёпотом.
— Ты и свою мать решила шантажировать ложной беременностью? Пять баллов тебе. Можешь кому угодно мозги запудрить.
Кирилл встаёт на одну ступеньку со мной. Мы оба становимся свидетелями того, как наши родители откупоривают бутылку виски, поочердёно распивают прямо из горла, хором выкрикивая что-то вроде: за здорового внука!
Кто бы мог ожидать именно такого исхода? Я точно нет.
— Моя ложная беременность, похоже, оказалась очень даже реальной, если верить словам мамы и моим ощущениям, которые я не хотела замечать.
— Ага! Как же! — смеётся он, а потом резко разворачивает меня к себе лицом. Глаза широко раскрыты, в них чертята отплясывают ламбаду. — Подожди. Что ты щас сказала? Хочешь сказать....
— Хочу сказать, что поправилась я, кажется, вовсе не из-за того, что лопала милки-вэй, как не в себя.
Секундное замешательство. Всего секунды хватило ему, чтобы принять эту новость! Какая-то жалкая секунда, когда я предполагала, что после всего, принятие займёт целую вечность.
— Да? Этот Новый год точно запомнится мне на всю жизнь. А я-то всё думал, что это тебя так разнесло за какой-то месяц? Я конечно предполагал, что тебя так распирает от чувств ко мне, но твой вариант устраивает меня намного больше, — хитро улыбнувшись, будто и так всё знал, он прижимает меня спиной к своей груди, скрещивает руки на моём животе и кладёт подбородок на плечо. — Не зря всё-таки детскую в доме сделал. Как чувствовал, что ты у меня плодовитая девушка.
— Так, стоп, что-то слишком много болтовни от тебя, — смотрю на него из-за плеча, тот продолжает наблюдать за родителями. — В каком это ещё доме?
— В нашем, — шепчет у виска. — В том самом, куда не так давно собирался привести свой смысл жизни. Тебя.
Ощущаю неимоверный прилив сил, как если бы в меня вдохнули сразу десять жизней. И все эти жизни без исключения я бы хотела провести с Кириллом.
— Тогда может отправимся туда? Прям сейчас? — мой голос дрожит от волнения. — Зачем нам какая-то Доминикана? Ну её нафиг.
Кирилл вопросительно хмыкает, но ему и думать не приходится.
Под радостное улюлюканье наших родителей, которые теперь не замечают вокруг ничего, мы просто выходим из дома и уезжаем туда, где начнётся наша маленькая история, но эта история непременно будет расти соизмеримо с нашей любовью.
Жарко, жарко... Как же тут невыносимо жарко...
Кажется, в прошлую зиму здесь не была такая баня, или это просто я стала так чувствительна к жаре, что хоть бельё выжимай.
Распластавшись на кровати одухотворённой звёздочкой размером с баржу, я нашариваю на тумбе пульт от кондиционера. Врубаю его чуть ли не на полную мощность.
Свежая прохлада моментально просачивается в просторную, душную комнату, играя с тюлевыми занавесками, хаотично раскачивая их волнами.
Прислушиваюсь к их приятному шуршанию, вдыхаю полной грудью, а затем слышу сигнал телефона, запрятавшегося в складках необъятного тонкого одеяла. Кое-как откапываю его,
