class="p1">— Вижу, что кто-то поставил преграды, — она усмехнулась, — уже обращалась к провидцам?
Я поняла, что для Луизы, как для маггла, невозможно разглядеть во мне магию, и облегчённо выдохнула. Не представляю, что бы мне пришлось ей наплести, если бы она напрямую спросила о моих способностях.
— Угу, было дело. — Я опустила глаза в пол, стараясь не попасться на лжи. Она лишь снисходительно ухмыльнулась и продолжила вынимать карты.
— Вижу большую-большую боль, дитя. — Луиза брезгливо держала карту кончиками пальцев. — Она исходит вот отсюда. — Её изящный длинный острый ноготь уткнулся мне в сердце. Я дёрнулась, рефлекторно отодвигаясь назад.
— Не бойся, я ведь не желаю тебе зла, — мягко проговорила миссис Моррис, но всё же убрала руку. Третья карта с шорохом покинула колоду. — Хм, любопытно…
Она прислонила палец к губам, внимательно рассматривая масть. Я могла наблюдать лишь рубашку, безуспешно пытаясь за неё заглянуть. В любом случае это было бы бесполезно — я всё равно в этом ничегошеньки не понимаю. Луиза продолжила:
— Вижу чувство, но… как-то странно.
— Что именно странно?
Казалось, я приросла к месту, вытягивая шею всё сильнее и сильнее. Как же было любопытно, что она там увидела!
— Обычно у таких молоденьких всё искреннее, искрящее и бурлящее. — Она неопределённо помахала рукой в воздухе, что все её многочисленные браслеты весело забренчали. — Здесь же что-то корыстное, даже ядовитое, я бы сказала.
— Не очень понимаю, что вы имеете в виду.
Я почти осипла от вновь нагнетённой обстановки. Пальцы крепко вжались в обивку стула, а дыхание участилось, когда я стала догадываться, о чём, точнее, о ком идёт речь.
— Понимаешь ты всё, понимаешь, — не отнимая глаз от карты пробурчала Луиза. — В твоих мыслях всё смазано, очень трудно рассмотреть что-то конкретное, — процедила она несколько раздражённо.
Я изо всех сил попыталась воссоздать образ Себастьяна перед глазами: его веснушчатое лицо и озорные барашки каштановых кудрей. Серый клетчатый пиджак с эмблемой змеи и зелёный ремешок часов. В голову беспрестанно лезло громогласное «Круцио», но я упорно от него отмахивалась, не давая заполонить сознание.
— Вижу мальчишку. Кудрявого, улыбчатого. — Уголки её губ слегла дёрнулись вверх. — Нет, детка, не стоит тебе с ним водиться.
Карта, словно свинцовая, тяжело упала перед моим лицом. Я вперила в неё безумный взгляд, совершенно поглощённая собственными мыслями и эхом раздающимися в ушах только что сказанными словами. Чёрное дымчатое облако прыгнуло на стол, и я вскрикнула, закрывая рот ладонью.
Чёрный-пречёрный кот ловко приземлился на задние лапы и стал чинно умываться, присев аккурат на последнюю карту. Увидев это зрелище, я захихикала, украдкой поглядывая на сосредоточенное лицо Луизы. При появлении кота её черты разгладились, и в глазах блеснула трогательная нежность, обращённая к животному. Я в неуверенности занесла руку, чтобы погладить его по взъерошенной шёрстке, как он сверкнул из полумрака своим зелёным глазом. Одним.
— Не пужайся, дитя, вот такой он уродился. — Миссис Моррис пожала плечами и принялась собирать со стола карты, вытаскивая последнюю из-под кошачьего хвоста. — Кот он хороший — мышей ловит, а вот фамильяр из него скверный. Разве ж углядишь чего одним-то глазом?
— Нет-нет, он очень… милый. — Я осторожно дотронулась до кошачьей макушки, невесомо поглаживая её пальцами. Кот довольно замурчал и стал подставлять тёплую шею и мягкие щёки.
— Раз по нраву ты ему пришлась — это добрый знак. — Луиза подняла указательный палец вверх. Её браслеты и перстни сверкнули в свете догорающей свечи.
— Позвольте спросить, миссис Моррис, — неуверенно начала я, когда фамильяр расположился у меня на коленях, продолжая сладко дремать после тщательного мытья и почёсывания. — Вы сказали «не стоит водиться», но… почему?
Я перешла почти на шёпот — так было неловко говорить об этом, тем более с малознакомым человеком. Любопытство нещадно побеждало, и я, давясь собственным вопросом, глухо закашляла.
— Ох, детка, — она сочувственно поджала бледные губы и покачала головой, — не любит он тебя. Не нужна ты ему.
Я несколько раз глупо поморгала глазами, и мои губы предательски задрожали, когда смысл сказанных слов суровой реальностью опустился на плечи. Сдавленный стон вспорол моё горло перед тем, как я затряслась, закрыв руками искажённое болью лицо. Комната в одночасье смазалась, стёрлась под натиском обрушившегося осознания. Ещё вчера ночью я мечтала, обняв треклятый пиджак, о каких-то глупых чувствах, совершенно потеряв над собой должный контроль. «Теперь же поплатись за свою наивность!», — будто бы кричала сама жизнь. Мысли лихорадило, пока я пыталась успокоиться, а Луиза чем-то гремела за плотной шторой.
Кожу рук неожиданно обожгло паром, и я отняла их от заплаканного лица, обнаружив перед собой большую чашку с чем-то горячим. В воздухе с новой силой возобновился запах благовоний. Всё, что я смогла сделать — это выдавить надтреснутое «Спасибо» и громко, совсем не по этикету, отхлебнуть из кружки. Это оказался слегка горьковатый травяной отвар, похожий на тот, что давала в таких случаях профессор Чесноук.
Стало жарко и душно, я оттянула высокий ворот свитера, обмахиваясь рукой. Кот всё так же сопел на коленях, ни разу не проснувшись.
— Вот здесь очень много боли. — Палец острым ногтем, едва касаясь, прошёлся по ожогу на моей шее. Луиза скривилась и, болезненно шикнув, отняла руку. — Очень сильная боль тела и души, деточка. Откуда такой шрам? Почто не могу увидеть?
— Я многого не могу вам рассказать, миссис Моррис, — бесцветно отозвалась я, пряча ожог под воротом. — Уже давно не болит, — отмахнулась я.
— Здесь, — она указала пальцем на мою шею, — может, и не болит, но вот тут, — ноготь переместился к сердцу, — ноет сильно.
Она медленно встала, собирая длинный подол своего чёрного балахона, и, подойдя к небольшому комоду, зажгла ещё пару свечей. Комната наконец озарилась светом, и я смогла различить газетные вырезки на стенах. «Эми Ламберт. Первая из обвинённых», — гласил заголовок. Заметка на первой полосе очень старой газеты рассказывала о том, что эту самую Эми обвинили в колдовстве из-за маленькой девочки, которая якобы видела ту летящей на ивовой ветке. Я передёрнула плечами, представляя, что за наказание ждало Эми в… Салеме?
— Бедное дитя, — обречённо выдохнула Луиза, проследив за моим взглядом. — Пастор Карвер верил во всякую чепуху, убивая женщин, и не только, направо и налево. Это было две сотни лет назад, но мы с мужем так и не смогли там остаться — до сих пор в воздухе пахнет кровью.
Я открыла от удивления рот, представляя самые жуткие сцены с наказанием «ведьм».
— Это… ужасно. Но почему так бездоказательно приговаривали к смерти?
