Она снова увидела перед собой лицо Шона, которого убила, подчинившись внутреннему безумию. Жестокий обычай заставил ее нажать на курок. И она убила любимого человека, хотя знала — смерть Шона ничего не изменит. Она убила свою мечту, свою любовь, свое счастье.
Чья-то рука осторожно опустилась на плечо Нэнси.
— Тебе понадобится все твое мужество, чтобы вернуться к жизни, — произнес Фрэнк Лателла.
Нэнси положила ладонь на руку старика.
— А еще мне понадобится ваша помощь, сэр, — благодарно произнесла она.
Фрэнк неопределенно взмахнул рукой и как-то по-детски улыбнулся. Он сел в свое кресло и жестом предложил Нэнси разместиться на диванчике напротив.
— Тебе надо выздороветь, — сказал он так, словно речь шла о тяжелой болезни.
Вошла служанка с подносом. Она принесла кофе. Дорис осталась на Сицилии, а Сандра с годами стала все больше сдавать. Поэтому пришлось взять в дом Анджелину, которая жила здесь постоянно. Спала она в комнатке над гаражом. Анджелина, крепкая, здоровая девушка, была трудолюбива, улыбчива и неболтлива. Она прекрасно чувствовала, когда следует исчезнуть. Вот и сейчас служанка оставила Фрэнка и Нэнси наедине.
— Еще раз спасибо за все, — сказала Нэнси, протягивая Лателле чашечку.
Он пил очень крепкий, горький кофе, добавляя лишь капельку сливок.
— Может, тебе стоит отправиться в путешествие? — спросил старик. — Почувствуешь себя лучше.
— Я не смогу уехать, а мысли оставить дома, — возразила Нэнси.
— Никто не поможет тебе, Нэнси, — произнес Фрэнк. — Пути назад нет. Такие раны ничем не лечатся. Ты можешь рассчитывать только на собственные силы.
Он говорил правду, ничего не приукрашивая. С помощью своей мощной организации Фрэнк сделал так, что от преступления Нэнси даже и следа не осталось. Также поступил он когда-то и с Тони Кроче. Но он был не в силах освободить ее от душевных терзаний, он не мог заставить замолчать голос совести. Фрэнк Лателла контролировал суд и полицию. Уголовного дела против Нэнси не возбуждали. Но он не мог победить то чувство вины, что парализовало душу Нэнси.
Они медленно пили кофе. Фрэнк поставил чашечку на стол и улыбнулся. Он по собственному опыту знал — раскаяние основывается не столько на сожалении о совершенном преступлении, сколько на страхе, что преступление может породить зло. Но с Нэнси все обстояло иначе — ей угрожал только суд собственной совести.
— Как-нибудь надо будет нам поговорить о тебе, о твоем будущем, — мягко произнес Фрэнк, бросив взгляд на округлившийся живот Нэнси.
При мысле о ребенке черты Нэнси смягчились.
— Сейчас неподходящий момент для рождения, — сказала она.
— Почему? — удивился Фрэнк.
— Насилие. Зло. Вендетта, — ответила Нэнси.
— Если бы люди ждали подходящего момента для рождения, род человеческий давно бы вымер. Поверь мне, девочка, для рождения ребенка подходит любой момент.
Спокойный оптимизм старика вселил в Нэнси уверенность. Только с Фрэнком и с Хосе Висенте Нэнси забывала о своей вине. Ей стало немного легче.
— Так давайте поговорим обо мне, о моем ребенке и о нашем будущем! — с улыбкой предложила она.
— Что ты собираешься делать?
— Вернусь в университет, постараюсь наверстать упущенное. До рождения ребенка буду учиться. Хочу стать адвокатом. Хочу добиться успеха.
— Твой первый клиент сидит перед тобой, — заверил ее Фрэнк. — Юрист в семье очень нужен. Мне так хотелось, чтобы им стал Неарко, — с горечью добавил старик. — Но не получилось… Но ведь и ты мне — как дочь…
— Благодарю вас, сэр, — покраснев, ответила Нэнси.
— Я тебя считаю дочерью, а ты все время называешь меня «сэр».
— Мне нужно время, чтобы привыкнуть, Фрэнк.
— Так-то лучше. А какие у тебя планы насчет ребенка?
— Я хочу дать ему отца, — твердо произнесла Нэнси. — Думаю, ребенку нужны оба родителя. Шона нет, но ведь малыш этого не знает.
— Нэнси, ты меня удивляешь! Уж не хочешь ли ты сказать, что собираешься замуж?
— Не сейчас, Фрэнк. Когда родится малыш.
— У тебя кто-то есть на примете?
— Самый лучший в мире человек.
— Я его знаю?
— Хосе Висенте Доминичи.
— А он согласен?
— Он пока не в курсе. — Лателла понял, что Нэнси просит у него совета.
— Хосе — человек верный и сильный, — сказал Фрэнк. — И он любит тебя. — Нэнси склонилась к руке старика и поцеловала ее.
Она получила одобрение, которое ей было необходимо. Свирепый коршун, круживший над темным, недобрым лесом, больше не внушал ей страх. Теплое гнездо, где прятался малыш, теперь надежно защищено. После стольких сомнений Нэнси наконец-то обрела уверенность.
— Ты, наверное, прав, Фрэнк, — заключила она. — Для рождения ребенка подходит любой момент.
Чарли Имперанте раздавил носком ботинка окурок и бросился навстречу Альберту. Но в нескольких метрах Имперанте остановился: он был растроган до слез. Чарли знал Альберта с рождения, носил на руках младенцем, утешал во всех детских обидах, помогал юноше справиться с обрушившимся на него несчастьем. А теперь Альберт шел сам, шел собственными ногами.
— Вот сюрприз так сюрприз! Радость-то какая!
Чарли обнял Альберта и зашмыгал носом, как мальчишка.
Рядом стояла сияющая Бренда. За время, проведенное в Швейцарии, она похорошела еще больше. Преданно и любовно помогала Бренда мужу, ободряла и утешала его. Профессор Ферди Бреннер, успешно сделавший сложнейшую операцию, считал, что во многом Альберт обязан своим излечением самоотверженной преданности любящей жены.
Чарли и Альберт расцеловались.
— Чудо, просто чудо! — твердил Имперанте.
— После второй, а, может, после третьей операции я буду ходить гораздо лучше, — объяснил Альберт. — И не исключено, что когда-нибудь я выброшу вон эти костыли.
Они со смехом и улыбками двинулись к выходу из аэропорта, но в автомобиле, ехавшем в сторону Манхэттена от радости не осталось и следа.
— Расскажи мне об отце, — приказал Альберт.
Чарли, сидевший за рулем, неотрывно смотрел на дорогу.
— Я же тебе все рассказал по телефону, — спокойно ответил Имперанте. — Да и газеты ты читал…
— Повтори еще раз, — настаивал Ла Манна-младший.
Бренда забилась в угол и решила в разговор не вмешиваться.
— Все очень просто, — ответил Чарли. — Несчастье произошло сразу после праздника. Вы с Брендой как раз летели в Европу. Утечка газа, потом короткое замыкание. Достаточно простого поворота выключателя — и все взлетело на воздух. Это же, как бомба…
