Она наклонила голову и заплакала. Потеря любимого была слишком тяжела для нее. Как она могла полюбить такого жестокосердечного человека? Но даже теперь она любила его; даже зная его зловещие планы на нее, она не в силах была не любить.
— Ах, — простонала она, — есть ли женщина несчастнее меня?
— Продать тебя?! — изумилась донья Матильда. Такого предположения она ожидала менее всего. — И ты считаешь, что он приехал за тобой в Санта Фе, чтобы отобрать тебя у Дельгадо — и вновь продать?
Кармен горестно кивнула.
Донья Матильда выглядела сбитой с толку.
— Я бы поклялась… — пробормотала она. — Кармен, послушай меня.
Кармен, услышав новые нотки в голосе своей наставницы, взглянула на нее.
— Послушай: я оказалась в каньоне, одна в пустыне, затеряна среди скал. Он нашел меня. Он спас меня, доставил обратно к каравану. Я бы умерла, если бы не он.
Кармен кивнула:
— Он сказал мне, что с вами все в порядке.
— Я хочу сказать, — не находя достаточно убедительных слов, пыталась объяснить донья Матильда, — я хочу сказать тебе, что он — хороший человек. Ведь он спас твою и мою жизни! И человек, поступивший так, не может продать женщину, которую он лю… — донья Матильда смущенно кашлянула, — …продать женщину.
— Но, может быть, у апачей другие понятия, — всхлипнула Кармен.
Донья Матильда некоторое время размышляла.
— Да, может быть, но этот апач любит тебя, это я могу сказать с уверенностью. Я вижу это по его глазам; в каждом его взгляде на тебя. — Она покачала головой. — Нет, я думаю, что он спас тебя с другой целью.
— С какой целью? — с красными от слез глазами спросила Кармен.
Донья Матильда помолчала, раздумывая:
— Думаю, что мы скоро это узнаем.
Она догадалась, что Пума стоит снаружи и слушает разговор.
Пума вздохнул, решился — и вошел.
Кармен взглянула на него и вскрикнула: «Ты!»
Пума был захвачен врасплох:
— Конечно, я.
— Я не это имела в виду! — крикнула Кармен с явной враждебностью. Он приближался. Кармен в растерянности, пытаясь собраться с мыслями, расправляла одеяла. Он пришел, чтобы продать ее, подумала она. Но, что бы он там ни замыслил, она встретит это мужественно. Он не увидит ее молящей и униженной!
Она даже могла чувствовать родное тепло его тела — так близко он подошел к ней.
— Сеньорита Дельгадо, — сказал Пума, обращаясь к донье Матильде, — выйдите, пожалуйста.
Донья Матильда казалась оскорбленной. Она долгим и смелым взглядом посмотрела на Пуму. Но внезапно выражение ее лица сменилось на хитрое и умильное.
— Хорошо, — согласилась она кротко. — Я уйду.
— Не смейте оставлять меня с ним! — крикнула Кармен.
— Она должна выйти, — мягко проговорил Пума.
Донья Матильда с сожалением кивнула:
— Да, мне надо выйти, — согласилась она. — Вам есть о чем поговорить.
Но, выходя, она метнула на Пуму угрожающий взгляд.
— Я навещу соседей, — проговорила донья Матильда. — Но буду неподалеку.
Неужели старуха угрожает ему? — подумал Пума. Он пожал плечами: он не причинит вреда Кармен. И обернулся к любимой:
— Друг мой, — проговорил он на апачском наречии.
— Я не друг тебе, — налетела на него Кармен. Еще не хватало, чтобы, поступая с ней подобным образом, он изображал дружбу.
— Но ведь мы были друзьями.
— Друзья не продают своих друзей, — язвительно сказала Кармен. Она не допустит, чтобы ее дурачили. Пусть между ними будет жестокая, но правда.
Пума нахмурился, недоумевая, что она имеет в виду.
— Я знаю все твои планы в отношении меня, — с презрением сказала Кармен.
Он ненавидел, когда к нему обращались так надменно. Это было так по-испански! Он молча глядел на нее: если она знает его планы, знает, что он хочет не расставаться с нею, отчего говорит с такой ненавистью?
— Разве ты, продавая меня своему индейскому другу, не получил еще за меня того выкупа, который ожидал? — язвительно спросила Кармен.
Пума задумался в недоумении — и наконец догадался.
— Злой, — проговорил он. — Это Злой сказал тебе, что я продал ему тебя?
— Да! — с досадой выкрикнула она. — Ты получил недостаточно?! — Сердце ее бешено колотилось; она дышала с трудом.
— И ты поверила ему? — мучительно, тихим голосом выговорил Пума.
Кармен нахмурилась:
— Конечно. Это была правда.
Но теперь она почувствовала неуверенность. Его лицо пылало, взгляд был гневен.
Отчего он так разозлился? Ведь это она — пострадавшая сторона.
— Теперь я точно знаю, что это была правда! — Но в глубине ее сердца все сильнее начинали шевелиться сомнения.
Пума смотрел на нее, не отрываясь. Его гнев был так велик, что он едва сохранял спокойствие.
— Это ложь! Это выдумал Злой, чтобы разлучить нас! Он выдумал это, чтобы унизить меня, он украл тебя, чтобы отомстить мне!
Кармен заволновалась еще больше: она сама сначала не поверила Злому; по мере того, как проходили дни, она начинала все более верить тому, что он ей сказал. В ее жизни часто случалось, что от нее избавлялись под тем или иным предлогом: так случилось с ней во времена, когда у нее были отец, затем дядя — поэтому слова Злого дали всходы в ее обиженной пренебрежением душе. Оттого-то она не увидела в поступке Пумы ничего, кроме очередного предательства.
— Что еще сказал тебе Злой? — спросил Пума. Кожа на его высоких скулах натянулась и побелела. — Что он сказал тебе?
— Что ты ненавидишь меня; ненавидишь всех испанцев…
— И что?
— …Ничего больше. Он не желал ничего больше говорить, да и незачем: я и так знаю, что ты ненавидишь испанцев. Ты всегда ненавидел их — значит, и меня!
В ее словах теперь была горечь потери: ах, если бы не его ненависть к испанцам, может быть, они были бы вместе. Она погубила их любовь.
Да какую такую любовь? — съязвил какой-то внутренний голос. — Ведь он ни разу даже не сказал, что любит тебя. — Ну, что ж, тогда погубила мою любовь к нему, — ответила самой себе Кармен.
— Да, я ненавидел испанцев, — дошел до ее сознания его мучительный голос. — Я ненавидел их за то, что они пришли на мою землю, за то, что бросили меня в тюрьму, за их зверства… — Его голос был низким, страстным. — И больше всего я ненавидел своего отца-испанца за то, что он оставил меня!
Лицо Кармен побледнело. Она впервые узнала об этом. Только теперь ей стала понятна глубина его ненависти и то, что стояло между ними. Его отец был испанец — и он оставил сына. Ничего удивительного в том, что Пума так ненавидит испанцев! И нет пути, чтобы перешагнуть бездну этой ненависти. Значит, наивны были ее надежды на любовь; наивно ее отчаяние, когда она узнала, что Пума предал ее — теперь все объяснено. Ее плечи горестно опали. Если бы отец Пумы остался с сыном… но он ушел — и создал еще одного смертельного врага испанцам.
