— Тибиа, зигоматик, темпорал, хумерус…
Он все еще любил ее: Кори-женщина, носящая под сердцем ребенка его наставника, наполняла душу Эрнандо какой-то странной, неровной радостью.
— Он сказал мне о ребенке, — произнес он, когда игра закончилась. Эрнандо изо всех сил старался не называть имя Дэнни, а теперь он почти с облегчением подумал о том, что с сомнениями покончено. Кори вовсе не выглядела удивленной.
— Почему он уехал? — спросила она.
— У него не было выбора, Кори. Но он собирался послать за тобой.
— Он мог сказать мне. Он мог объяснить.
— Он не мог тогда надеяться на твое понимание, а на карту было поставлено слишком многое.
— Ты так наивен, Эрнандо, — грустно произнесла Кори. Он был таким худым и бледным. Кори коснулась его щеки. — Это ты, а не я, ничего не понимаешь.
Эрнандо отвернулся и спросил довольно сердито:
— Почему бы тебе не сказать это ему самой при встрече?
— Ты возьмешь меня туда?
По-прежнему глядя в сторону, Эрнандо кивнул.
Кори мягко, но настойчиво повернула его лицо так, чтобы их глаза встретились.
— А ты? Почему ты не дал о себе знать за все эти годы?
На секунду Эрнандо снова показался ей двадцатилетним мальчишкой с аккордеоном, который был когда-то ее рыцарем.
— Но ведь я больше не мог играть для тебя.
— Но ты был жив.
— А ты думаешь, это важнее всего?
— Конечно же, особенно если вспомнить об альтернативе…
Эрнандо покачал головой.
— Мне было двадцать, когда я потерял руки. А ради чего? — Кори слушала, не осмеливаясь даже вздохнуть. — Разве я был вором? Или убил кого-нибудь? — По впалым щекам Эрнандо покатились слезы. Вопросы, которые он задавал, мог задать любой, кто стал жертвой хунты. — В чем, в чем было мое преступление?
Кори стояла не двигаясь. Ее протянутая рука повисла в воздухе между ней и Эрнандо.
— Эрнандо, — сказала она дрожащим голосом. — Это было их преступление, а не твое.
Кори снова осознала всю ярость, жестокость и бессмысленность их общего прошлого. Только на этот раз ей пришла в голову мысль, что все это имело значение лишь для тех, кто пострадал напрямую, а не для тех, кто сумел остаться в стороне от событий.
— А Дэнни? — спросила она.
— Он сказал мне идти и бороться…
Это звучало полным бредом.
— С кем бороться, Эрнандо? И ради чего?
— Чтобы все это не повторилось…
— Ты продолжаешь жить в другом времени. — Кори очень хотелось, чтобы Эрнандо правильно ее понял. — То, во что ты веришь сейчас, не имеет никакого отношения к реальности.
Он пожал плечами.
— Реальность в том, что в воскресенье мы улетаем в Гавану. Разве это не имеет значения?
Имело ли значение все или не имело значения ничего, всегда зависело от ситуации. Сейчас все объяснения казались Кори нелогичными и нерациональными, хотя для Эрнандо они по-прежнему играли важную роль. Было ясно, что он должен был поддерживать свою веру, чтобы выжить. Вот ее муж — это совсем другое дело. Идеалист, ставший террористом, специалист, ставший преступником.
— Где он сейчас? — спросила Кори.
— На ранчо моих родителей в Юшуайя. Мы проедем часть пути на машине, а потом вылетим из Бахиа Бланка.
Конечно, нечего было даже и думать о том, чтобы отказаться лететь с ним. Ей придется еще раз увидеть Дэнни хотя бы для того, чтобы понять наконец все то, что он ни разу так и не потрудился ей объяснить.
Адам прилетел в Буэнос-Айрес в субботу утром, через два дня после Кори. Водитель такси предложил ему остановиться в отеле «Алвеар», который был расположен внутри торгового центра «Галериа променаде» в районе Баррио Норте. По иронии судьбы отель этот находился очень близко от кладбища Реколета, так близко, что достаточно было перейти через улицу и пройти по безукоризненно ухоженному парку, окружавшему это царство мертвых. Если бы сегодня Кори пришло в голову навестить могилу матери, Адам наверняка бы с ней встретился.
Регистрируясь в отеле, Адам спросил консьержа:
— Как, по-вашему, если один человек назначил другому встречу в Буэнос-Айресе в месте, где есть карлики, куда вы посоветовали бы отправиться?
Выражение лица консьержа, стоявшего за блестящей конторкой из красного дерева, заставило Адама подумать о том, что лучше ему было задать этот вопрос после того, как его зарегистрируют.
— Просто кто-то прислал мне очень странное послание. — Адам сконфуженно рассмеялся.
Но человек, стоявший за конторкой, был, по-видимому, настоящим профессионалом. Он кивнул, словно желая сказать, что понял суть проблемы.
— Я разузнаю это для вас, сеньор, — сказал он, прежде чем подозвать посыльного, стоящего чуть в стороне. Явно из вежливости консьерж обратился к своему коллеге по-английски и, стараясь, чтобы голос его звучал обыденно, а выражение лица оставалось непроницаемым, повторил вопрос, услышанный от Адама. Посыльный, однако, сразу же понял, о чем идет речь.
— Вы наверняка имеете в виду «Ла Вердулериа», — сказал он. — Это известный в городе ночной клуб на улице Кориентес, где в дверях стоит карлик. — Обернувшись к консьержу, он добавил что-то по-испански, на что тот, улыбнувшись, покачал головой.
— Конечно, — продолжал посыльный, — «Ла Вердулериа» хорошо известен в городе. Но знаете ли, сеньор, если вы хотите пойти туда станцевать самбу или танго, то лучше подождать до трех часов утра. Танцы начинаются именно в это время.
Адам поблагодарил и тут же вспомнил, как Кори описывала ночь, проведенную в этом заведении с Эрнандо, — как они танцевали и как к пяти утра Кори начала беспокоиться о Дэнни. Как вышли наконец из клуба и стояли на улице Кориентес, когда подъехала машина, из которой выскочили полицейские и уволокли с собой Эрнандо… Следуя за портье через сверкающее огнями фойе к лифту, Адам решил отправиться из номера прямо в «Ла Вердулериа». Было около двенадцати дня, на двенадцать часов меньше, чем надо, для тех, кто хочет танцевать, и, возможно, на день позже, чем надо, для того, кто хотел отыскать Кори.
Пока такси везло его через весь Буэнос-Айрес к клубу «Ла Вердулериа», Адам смотрел в окно, буквально очарованный всем, что видел. Город был именно таким, как описывала его Кори, — величественным, с огромными бульварами, с отлично ухоженной травой на лужайках, на которых ровными рядами стояли скамейки. Здания, стоявшие вдоль этих бульваров, были построены в викторианском или современном стиле — этакие небоскребы из стекла и хромированного железа. Статуи римских и греческих богов на колесницах, мраморные фигуры борцов за независимость Аргентины и других национальных героев стояли прямо в круглых мощеных дворах перед некоторыми официальными зданиями и жилыми домами. Такси везло Адама мимо церквей, мимо рынков под открытым небом, красных городских автобусов, небольших стендов со стеклянными витринами, которые здесь называли киоскос, все кругом сияло, отражая неоновые огни. Адам спросил шофера, что продают эти киоски, и узнал, что хотя размером они не больше телефонной будки, зато работают двадцать четыре часа в сутки и продают все. Что-то в этом городе казалось Адаму неуловимо знакомым, хотя раньше он не был здесь никогда. Он словно узнавал его и все благодаря ей, Кори, и всему, что она рассказала о своей жизни здесь. Но, конечно же, еще и потому, что эта женщина была так дорога ему, занимая все его мысли и чувства…
