Там, куда в ребра отдают удары сердца, у нее теперь живет Veni Vidi Vici. Ему там хорошо. Он там единственный и навсегда. Если ударяться в поэтичность, то может и бьется-то то самое дурное сердце для него.
Но важно не только это. Ведь выбранный когда-то Костей слоган, который позже стал его неформальным именем, заключен на её ребрах под семь замков, висящих на мощной цепи. От самого большого к маленькому. Огражден. Защищен. Закрыт намертво.
Он теперь внутри. Глубже просто некуда.
Все ключи у него. И каждый замочек просит об одном: никогда их не доставать.
— Тебе не нравится? — Костя водил большим пальцем по рисунку, продолжая на него смотреть как-то неопределенно… Без восторга, но и без отвращения. Гаврила говорил, что Костя не любит татуировки на женском теле, но Агата отмахнулась от этого. Подумала, что раз он любит её — то и татуировка ему зайдет.
А сейчас разволновалась. Потому что ей она очень нравилась. И дело не столько в самой технике. Вопрос в смысле.
Она ему как бы предлагала — будь со мной всегда-всегда-всегда. Потому что ты у меня тут. И я тебя уже никуда…
— Хоть не мужчина делал?
Костя спросил, как Агате показалось, невпопад, а потом она улыбнулась, вспомнив, что Гаврила сразу предупредил: за мужика он их у стеночки расстреляет…
Замотала головой, Костя вроде бы поверил…
Мастер правда была женщина. Хорошая. Спрашивала, почему именно такой запрос. Агата сказала, что посвящает мужу…
— То есть Гаврила в курсе?
Реагируя на следующий Костин вопрос, Агата чуть скривилась… Гордеев вскинул взгляд, Агата посмотрела в ответ с большой-большой просьбой… Мол, помилуй… Мы старались…
— Ну ты даешь, Замочек…
И Костя сдался…
Сначала опустил голову, потом мотнул ею, но пальцами по-прежнему прижимался к узору. И наверняка чувствовал, как яростно сердце Агаты качает кровь. И наверняка понимал, что будь такая возможность — она на нём бы выбила.
Она просто очень хочет, чтобы он никогда не забывал и не сомневался: Veni Vidi Vici всегда рады за семью замками. Там его дом. Его всегда там ждут. Он навсегда уже там. Самый любимый не за что-то, а потому, что такой.
Пусть вслух сказать всё это Агата не смогла бы, но глазами попыталась. Костя смотрел на нее несколько секунд, после чего улыбнулся.
Притянул еще ближе, прижался губами к свежей черной краске…
— Постоянно по жопе напрашиваешься… На пару дней отвернулся — начудила уже…
И точно так же, как Агата не могла вслух признаться в безграничной любви, Костя не мог нормальными словами же ответить. Взялся причитать. Но Агата знала — оценил. Ему приятно. Он понял. Он… Согласен.
Целует ребра, поднимается выше… Чувствует, что Агата немного дрожит, проходится губами по груди, целуя вершинку очень аккуратно и почти незаметно…
Вскидывает озорной взгляд, Агата улыбается в ответ, с силой вжимается пальцами в мужской затылок, а потом пискнуть не успевает, как оказывается прижатой к матрасу, а он — сверху…
Глава 33
Мог ли подумать «пассажир социального лифта, сын убитой собутыльником проститутки», что однажды его пригласят в президентскую администрацию? Что его там будут очень ждать… Что именно он будет решать — произойдет встреча или нет…
Конечно же, не мог.
Но он много чего представить не мог еще год назад. Сейчас же, кажется, и сам повзрослел на порядок. Очеловечился. Помудрел.
Костя никогда раньше не думал так много, как с момента встречи с Агатой. Не задавал себе же так много вопросов. И не пытался так упорно найти на них ответы.
Костина дорога к совести была тернистой. Дальше будет ещё сложнее, но чего в нём не было никогда — так это страха перед вызовами.
Он всегда готов был их принимать.
И этот тоже принял.
Потому что под видом дружелюбного поздравления с ошеломительным результатом его партии после оглашения уже не предварительных, а официальных результатов, скрывалась очевидная угроза. Несомненно, с ним придется договариваться, с ним будут пытаться подружиться, но посмей он оступиться — этим тут же воспользуются, чтобы снести его так же мощно, как он взлетел.
Костя подъехал к административному зданию поздно вечером. Его встретил один из многочисленных советников главного. Вел себя официально, но будто дружелюбно. Правда быстро сдулся. Понял, что Гордеев не очень склонен шутить шутки и разговаривать за жизнь.
Они прошли металлоискатели на входе, в тишине шли по пустым коридорам. В тишине поднимались по лестнице на нужный этаж.
В тишине приближались к резной двери, будто передававшей привет из ранних двухтысячных. Костя хмыкнул, осознав, что даже двери здесь не меняются. Что уж говорить о людях?
Когда до нужного им кабинета оставался десяток шагов, из тени вышел человек. Костя был напряжен, пусть и пытался это скрыть, но на движение отреагировал ожидаемо — скосил взгляд, готов был…
Да ко всему. Умом понимал, что в данный момент ему ничего не угрожает, но забывать, с кем имеет дело, права не имел. Но увидеть Вышинского как-то не рассчитывал. Это пробило дно. Это разозлило…
Это ещё раз доказало, что с этими людьми нельзя иметь дело. Они не поменяются. Они будут продолжать идти по головам. Они не уважают закон, считают его не ограничителем для всех, а своим инструментом. Пишут под себя… Реализуют с оговорками.
Хотят — показательно надевают браслет. Хотят — снимают и разрешают гулять…
Костя прошелся взглядом по мужчине, который смотрел прямо на него. Задумчиво и тяжело.
Подошел бы Вышинский сейчас и что-то сказал — получил бы в морду. Ведь его и привели-то для этого… Может сам Вышинский не понимает, но сейчас его используют, как красную тряпку. Потрясли перед рожей у быка… А потом выступят с предложением…
Но Вышинский молчал. И Костя молчал.
Даже своим превосходством не упивался. Просто смотрел на человека, который раньше считал себя богоподобным, а теперь — просто марионетка без права голоса и с неспособностью смириться с утратой всемогущества. Сейчас даже свои шарахаются от него, как от чумного. А здесь он может появиться только под покровом ночи. И только в качестве тряпки…
— Прошу…
Тот самый провожавший Костю советник нажал на ручку резной двери, открывая её перед Гордеевым.
Улыбнулся напоследок, выдерживая тяжелый взгляд, который Костя оторвал от Вышинского, прошелся по нему, заглянул в кабинет…
Сначала увидел просто приемную. Кивнул сидевшему там молодому человеку, который тут же подорвался, чтобы понестись уже к другой двери…
Постучал в нее, заглянул, отчитался…
Заполучив ответ оттуда, открыл перед Костей уже эту дверь так же широко…
Почему-то вызывая у Гордеева легкую гадливость. Ведь здесь всё пропитано ещё и раболепством. Которое раньше и ему казалось нормой, если лебезили перед ним, а теперь вызывало отторжение.
Войдя, он бросил последний взгляд через плечо, прекрасно зная, что спину сверлит злой взгляд. Вышинский остался в коридоре, но буравил дыры в спине Победителя.
— Добрый день, Константин…
Главный обратился к Гордееву первым, привлекая внимание к себе. Улыбнулся даже. Мягко. По-отечески. В очередной раз пытаясь ввести в заблуждение и запутать.
— Добрый вечер.
Костя ответил, протягивая руку для пожатия. Глядя в глаза напряженно, но без страха или ярости. Он долго настраивался перед встречей. Он прекрасно понимал, что в выигрышной позиции сейчас он. Ему было очень интересно, что предложат. Пусть и сходу понятно — он откажется от всего…
* * *
— Ты всех сделал, Костя… Это достойно уважения…
Получить похвалу от Президента в таком ключе и такими словами — наверное, дорогого стоит, а Косте захотелось только усмехнуться.
— Я в курсе.
Костя сидел напротив главного за круглым, таким же массивным деревянным столом, как вся мебель в нафталиновом кабинете. Им принесли чай. Они говорили о чём-то неважном. Точнее говорил пригласивший, а Костя слушал, понимая, что ему как бы похел. К сути бы побыстрей…
