считаю, что ему нужно было от неё уходить. И он ошибся в своём решении. Но если свою боль Миша вопреки всему смог пережить, пойти дальше и стать менее эмоциональным в принципе, сохранив при этом семью, то это его выбор. Он своего добился. А моя роль в его жизни, очевидно, уже давно подошла к концу, а время, отведённое нам с ним, закончилось.
Из кухни уже возвращаются мать и сын. На невозмутимых лицах ничего нельзя прочесть. Остаётся только надеяться, что эти двое умеют ладить между собой и сглаживать конфликты.
Через пять минут на столе уже стояли кружки с горячим чаем, а возле Валентина Германовича дымилась, распространяя просто фантастический аромат, кружка любимого кофе. И да, я помню, какой он предпочитает.
Ирина Геннадьевна изменила свой подход в мою сторону. Больше в её тоне нет раздражительности, скорее терпеливое безразличие. Но меня устраивает даже это, ведь я знаю, какой она непростой в характере человек. И всё равно мне определённо есть, чем в ней восхищаться. Как минимум тем, какого чудесного сына она смогла вырастить, будучи молодой одинокой женщиной.
Вопрос с Мишей на сегодняшний день для меня оказался закрытым полностью. В душе больше нет недопонимания. Совершенно никаких обид и сожалений.
Так происходит с людьми. Каждая встреча нам для чего-то дана. И потом, когда определённая миссия в жизни друг друга выполнена, люди расходятся.
Зато теперь на сердце тяжким грузом лежит другой вопрос. Не менее важный.
— Устала?
— Нисколько, — это правда. Мы едем домой. На улице уже стемнело. И на душе также темно.
— Не принимай близко нападки мамы, она сложный человек. А когда поймёт, что мы вместе без всяких «но» и скоро подарим ей внука или внучку, она смягчится.
— Ты не стал ей ничего говорить? Ты ведь именно поэтому решил устроить этот ужин.
— Нет. Не стал. Момент был не тот. Позже позовём их к нам.
— К нам?
— Именно. В дальнейшем разделении домов я лично не вижу никакого смысла.
— А давай поедем за город. Подышим свежим воздухом... Мне полезно, между прочим. Заодно и покажешь, как продвигается работа над любимым Феррари, — дотянувшись до мужского бедра, я позволила себе ласково погладить его через жёсткую ткань. Каждый раз получаю удовольствие, прикасаясь к своему мужчине, имея возможность сделать это, когда я захочу, а не когда на это отведено небольшое количество времени.
— Прямо сейчас? Давай завтра? Поздно уже.
— Но ты ведь говорил, что завтра можно выспаться. Поедем сейчас? — отвечаю очень мягко, но настойчиво. И с замиранием сердца жду его ответа. Признается или нет? — Ты напряжён, а там всегда расслабляешься. Зато в очередной раз сможем прикоснуться к истории, а ты мне покажешь самый дорогой для тебя кусок металла, с которым ты не готов делиться ни с кем и ни при каких обстоятельствах.
Аристарх нервно облизнул губы. Хммм...
— Саша, а эта машина перекочевала в другое место.
— Так едем туда, или это проблема?
— Теперь да.
— Ни за что не поверю, что ты отказываешься показать мне своё сокровище, — продолжаю аккуратно медленными успокаивающими движениями поглаживать его бедро. — Не будь таким букой. У нас ведь есть время.
— Да, время есть. В принципе, если ты очень хочешь вдохнуть свежего воздуха, то поехали, конечно. Но машина хранится не у меня. Работа по восстановлению будет проходить в другом месте, и посторонних туда не пустят.
— Почему в другом месте? Ты с таким трепетом о ней всегда говорил... Мне даже иногда казалось, что она для тебя во много раз важнее, чем я. Даже обидно иногда было, — вкладываю нотки веселья в последнюю фразу.
Я знаю, что дело обстоит как раз наоборот. И он не хочет признаваться. Но я заставлю его быть со мной откровенным до конца.
— Теперь мне есть, кем дорожить и на кого тратить своё личное время. Так что я передал машину тому, кому она нужна больше.
— А что, нельзя как-то совмещать? — мягко касаюсь его волос, плавно перемещая пальцы ниже вдоль шеи.
— В этот раз нельзя. Саша, поехали лучше домой? — мужчина, одной рукой выпустив руль, стал копировать мягкие соблазнительные движения уже на мой ноге.
— Ко мне или к тебе?
— Я уже сказал. Больше не вижу смысла в подобном разделении.
Как только мы прошли на порог холостяцкой обители, сдержанность и показная отдалённость Аристарха растворились бесследно. С высоты своего роста — ах да, излюбленные каблуки я уже не ношу какое-то время — мужчина наклоняется и легко прижимает меня к стене, носом щекоча шею, а его руки уже настойчиво исследуют мои бедра, ловкими движениями задирая юбку. Я в долгу не остаюсь, проворно помогая ему избавиться от одежды — у меня было время убедиться, что он является приверженцем спортивного стиля в одежде и нелюбимые строгие костюмы и классические рубашки носит только в случаях острой необходимости.
Тело плавится от его жадных ненасытных прикосновений, а от его сбивчивого дыхания уже голова идёт кругом. Затуманенный янтарный взгляд заставляет забыть обо всем...
Почти.
Аристарх подхватывает меня на руки и несет в спальню, которая скоро станет нашей общей комнатой. И впервые за долгое время я не только готова к такому повороту событий, но и сама стремлюсь к подобным изменениям.
Его близость всё так же дурманит голову, как и в наш первый раз. Его нежность и мягкость по отношению ко мне заставляют с головой погрузиться в трепетные прикосновения. Его страстные ласки будоражат кровь так, что хочется их повторять вновь и вновь и чтобы эта магия между нами не заканчивалась никогда.
И всё же наряду со всем этим в голове то и дело мелькает ещё один повисший в воздухе вопрос, который тоже не даёт мне покоя и не позволяет полностью отдаться откровенным прикосновениям моего единственного, самого желанного мужчины.
Своим телом он придавил меня к постели, доводя до заветной остроты чувственный контакт наших тел. Но я не позволяю себе полностью отдаться волнам страсти и наслаждения.
Прерываю наш пламенный поцелуй, уже чувствуя настойчивые губы на своей
