легко он пересек черту, отделяющую криминал от армии. Было жаль этих лет — пятндацать, сожранных темнотой.
В день отлета встал затемно.
Привел себя в порядок: побрился, провел по шее ладонями, с нанесенным на них лимонным парфюмом. Швы поджили. Оделся привычно, но тщательно, размышляя, как должен себя чувствовать, вести и выглядеть Андрей Ладов. В груди появилось странное чувство.
Перед аэропортом заехал в банк. Выбрал самый надежный. Арендовал на пять лет ячейку и положил деньги, которые они разделили с Артемом.
Когда закончил дела, служащая в корпоративном костюме красиво улыбнулась.
— Приятного дня.
Андрей вымучил кривую, но теплую улыбку в ответ.
— И вам, — мягко улыбался, наблюдая за девушкой.
Она скромно рассмеялась в кулачок, опустила глаза и ушла. Значит, с ним все в порядке. Выглядит хорошо, не вызывает подозрений. Он вышел на улицу, ощущая осенний ветер в голове, и солнце.
Больше его ничего не держало. До вылета оставалось три часа.
Три часа. Осталось три часа, и дальше тянуть нельзя.
— Ну что, идем?
Я взяла нарядно одетую дочку на руки.
Накануне я купила хороший дорожный чемодан, упаковала вещи и игрушки. Медленно и старательно, словно давала ему время. Ключ оставила на кровати и вышла, таща за собой чемодан.
Администратор улыбнулась на прощание — Ане особенно ласково.
На дочку я надела нарядный костюм. Купила, пока неделю ждала в гостинице: пастельно-розовый, с кружевом на воротничке и манжетах. Дорогой и красивый, но покупка не принесла радости. В дорогу можно было одеться проще, но мы так редко бывали на людях, что хотелось устроить себе праздник по любому, даже ничтожному, поводу.
В аэропорту я немного растерялась.
Отвыкла от людей, суеты. Аэропорт — это отдельный город со своими правилами и жизнью, которая не останавливается двадцать четыре часа в сутки. Запрокинула голову, рассматривая потолок: столько пространства! Зарегистрировалась на рейс, сдала багаж и направилась в бизнес-зал, стараясь ничего не чувствовать. Приглушила эмоции, заставив себя смириться с любым вариантом развития событий.
В бизнес-зале было немноголюдно.
Я огляделась, выбирая место и мы с Аней заняли два кресла у окна. Была здесь и игровая комната, но я не рискнула ее туда отпустить. С сожалением отметила, что продиктовано это только внутренним чувством всегда быть готовой к опасности, чтобы дочка была на виду, мало ли что… Вдруг появится Андрей и придется хватать ребенка в охапку и бежать.
Я копалась в сумке, пытаясь найти телефон. Отвлеку ее мультиками.
— Па-па? — вопросительно спросила Аня, глядя на высокого, импозантного мужчину напротив, чем-то похожего на покойного Геннадия Александровича.
Мужчина широко, но снисходительно улыбнулся.
— Это не папа, — проворчала я немного раздраженная фактом, что он решил, будто мой ребенок называет папой кого попало. Надеюсь, не подумал, что должность вакантна. — Папа, он…
Я растерялась, не зная, как закончить: не придет, скоро будет?
Что ей сказать?
Даже пожалела, что мы жили вместе: Аня привязалась к нему, узнала слово «папа» и теперь взрослые мужчины напоминают ей об отце. Видит, и о нем спрашивает, а он не пришел…
Я жду его и жду… А он не пришел.
Андрей…
Не хочу этого признавать — потому что больно, но кажется, я однолюбка. Встретила мужчину и буду любить до конца, что бы ни случилось. Даже погибнув, он останется в моем сердце навсегда, больше я никого не встречу. В обычной жизни это тоже может причинить боль, но когда любовь возникает к киллеру — это в принципе неизбежно. Боли будет много. Больше, чем других чувств и хороших моментов. Скорее всего, кроме боли не будет ничего.
Я прикоснулась пальцем к обручальному кольцу.
А я за него замуж вышла.
Цепи брака меня не отпустят.
И в зале ожиданий — именно ожиданий больше всего, даже если зал с приставкой «бизнес». Здесь те же люди и их надежды. Кто-то летит на отдых, кто-то — заключать контракты, на учебу, кто-то улетал из страны навсегда, но я уверена в зале не было ни кого с такой же историей, как у меня.
Аня бросила телефон, вскарабкалась на меня, ножками встав на бедро, и с восхищением смотрела в окно, обняв меня за шею.
Я тоже повернулась.
Мама, посмотри на нас — мы здесь. Через витраж смотрим на летное поле с красивыми силуэтами самолетов. Они похожи на огромных птиц. Они прекрасны, аэропорт это всегда надежда на лучшее, на лучшую жизнь. Мама, как я люблю его…
— Экспертиза показала, что это Андрей Ремисов, известный, как… — я подняла глаза на телевизор, висевший над стойкой. — Тело обнаружили в лесополосе, в прошлый…
— Что? — переспросила я, и крепко обняла дочь.
Шел блок новостей.
На экране мелькнуло фото, затем кадры из лесистой местности. Сюжет закончился: Андрею уделили секунд двадцать. Картинка сменилась. Я сидела, слепо пялясь на экран, а в ушах шумело. Я сделала все, как он велел: купила билеты, ждала его, не смотрела новости. Я всегда слушалась его. Кроме одного случая: когда сохранила беременность.
Я отвернулась, ошеломленная, и неосознанно взглянула в сторону выхода. Хотелось убежать, но я знала, что останусь, как ни в чем не бывало сяду в самолет, и… Мысли исчезли, показалось, я вижу Андрея. Такого, каким помню при первой встрече: в пальто, немного растрепанного…
— Аня, — выдохнула я и встала, крепко держа дочь.
Увидеть, убедиться, что не показалось! Это был он. Слегка прихрамывая, Андрей приблизился к стеклянной двери.
Между нами был весь зал.
Я пошла навстречу. Смотрела на него и это была буря чувств. Наше будущее, надежды, планы, жизнь — от нас их отделяла тонкая стенка из стекла.
Но иногда она непреодолима.
К нему подошла охрана — двое мужчин в форме. Заговорили, но я не слышала из-за того, что нас разделяло стекло. Вне себя я направилась к ним с ребенком на руках. Вошел гость, двери автоматически открылись, и в помещение ворвался многоголосый шум общего зала и их голоса тоже.
— Пройдите с нами…
Его задерживают?
У меня ослабли руки, и Аня захныкала, почувствовав мое состояние.
Андрея развернули лицом к стеклу и прижали, заставив положить на стекло руки. Тогда-то мы и встретились глазами. Он окаменел и дал себя обыскать. Не отрываясь смотрел на меня и темные зрачки, расширенные в тени, кажется, всю жизнь мне рассказали. Что было и что будет, но случится уже не с нами, если его арестуют. Он первым устало закрыл глаза, не выдержав моего взгляда.
Он не знает обо мне главного:
