коврик и уставился на свое отражение. — Я надеялся, мы сможем поговорить.
— Проходи.
Они пересекли большой номер, и Брайан показал на диван:
— Садись.
Отец опустился на диван, отряхнул джинсы.
— Я постою.
Таннер увидел на кровати открытый чемодан, услышал звук включившегося кондиционера и постарался упорядочить то, что хотел сказать.
— Я только что разговаривал с Рэнсом.
Слушая план Таннера, Брайан оттянул воротник своего черного поло.
— Думаю, ты принял правильное решение, — сказал он, когда Таннер закончил. — Так детям точно будет легче.
— Да, что ж. Это не совсем то, чего мне хотелось бы, но по крайней мере они будут знать, что я их не бросил.
Таннер выдохнул и зажмурил глаза. Он не хотел, чтобы прозвучало так. Или хотел.
Отец медленно кивнул:
— Ты знаешь, что в Сиэтле я живу в двух шагах от Рэнса?
— Да. — Таннер все-таки решил сесть. — Я знаю.
Он всматривался в отцовское лицо, пытаясь вспомнить, как тот выглядел много лет назад. Вспоминая, как они ходили на рыбалку, катались на машине, открыв окна и врубив музыку на полную...
— Я уехал не из-за тебя, Таннер.
— Я прочел твои письма.
Как будто это все объясняло.
— Мои письма?
— Те, которые ты писал мне. Каждую неделю с того дня, как уехал.
Ему потребовалось несколько часов, чтобы прочитать их. И перечитать, пытаясь разобраться во всем. Он мог бы встать, выйти из номера и сделать вид, что все хорошо. Но это не так. Не будет, пока он не скажет это.
— Ты не читал их до этого? — Отец подался вперед. — Я не понимаю.
— Нет, никогда не читал, ясно?
Он снова почувствовал себя пятнадцатилетним подростком, испепеляющим взглядом автоответчик. Желающим, чтобы папа уже прекратил оставлять бесячие сообщения.
— Я злился на тебя. Сказал маме, чтобы выбросила их. — У него вырвался хриплый смех. — Но она не выбросила. Она их сохранила. Все до одного. Каждое письмо, каждую открытку, каждое фото. Ты правда не умеешь вовремя остановиться, да?
— Полагаю, да. — Улыбка отца дрогнула. — Я этого не хотел, Таннер. Я никогда не планировал уезжать. Не так.
Таннер знал. Теперь знал много больше. Больше, чем хотел бы.
— Мама рассказала мне правду. — Он провел пальцем по мягкой обивке кресла. — Рассказала, что не могла справиться с Марни, что практически выгнала вас обоих.
Все это время он винил отца за то, что тот уехал, бросил его. Разрушил семью. Но мама тоже была виновата.
И Таннеру надо простить их обоих.
— Я смирился с тем, что наш брак распался, — сказал отец, — но мог бы настоять на встречах с тобой. Но я хотел защитить тебя от Марни. Она много лет была слишком нестабильна.
— У тебя другие дети.
Таннер не собирался обвинять отца, но прозвучало именно так. И ощущалось именно так.
Отец размял пальцы на левой руке, и солнце отразилось в широком обручальном кольце.
— Мы со Сьюзан сделали все возможное, чтобы Марни жила с нами. В конце концов у нас не осталось выбора. После возвращения в Сиэтл мы нашли интернат недалеко от нас. По выходным Марни жила у нас.
— Она никогда мне не рассказывала. — Таннер не узнавал собственный голос. Как он переживет остальное, не расклеившись? — У нее бывали плохие времена и тут, когда она приехала жить с нами. Я научился справляться с ней, все равно любил ее. — Он стиснул колени и отдался горю. Позволил горю подняться на поверхность. — Она пыталась заставить меня поехать навестить тебя, познакомиться со Сьюзан и детьми. Она всегда хотела все исправить.
Брайан уронил голову:
— Мне кажется, что я подвел ее. Подвел всех вас.
Таннер мысленно перебирал тысячу причин, почему он согласен с этим заявлением. Ждал, когда поднимется злость, готовясь сострить.
Но злость не приходила.
— Я больше не хочу жить в прошлом, папа.
Отец поднял голову, в глазах блестели слезы.
— Ты долго цеплялся за него.
— Да. — Таннер хмыкнул и криво улыбнулся. — Похоже, я тоже не умею вовремя остановиться.
— Похоже, сейчас подходящее время.
— И я так думаю. — Таннер облегченно выдохнул, заметив улыбку на отцовском лице. Но это еще не все. — Надеюсь, ты сможешь простить меня за то, что выгнал тебя из своей жизни. Не говорю, что это будет легко, но, если ты готов дать мне шанс, надеюсь, мы сможем начать с чистого листа.
— Здесь нечего прощать, Таннер, — сказал папа. — Если кто и должен просить прощения, так это я.
Таннер провел тыльной стороной кисти по глазам и кивнул:
— Считай, что уже прощен.
Папа встал, подошел к нему и протянул руку. Таннер встал и пожал отцовскую руку. А потом позволил притянуть себя в крепкие объятия, и его сразу затопило тепло. Это больше, чем он надеялся, о чем молился или смел мечтать. Он планировал в самом лучшем случае покинуть этот номер лишь чуть облегчив бремя. Но оно исчезло совсем.
И Таннер наконец был свободен.
Натали проснулась от застрявшего в горле крика. Очередной кошмар. Когда же они закончатся?
Она бросила взгляд на часы на прикроватной тумбочке и застонала. Пять утра. Среда.
Она превращается в Таннера. Чудесно.
Натали оделась, сунула ноги в кеды и на цыпочках спустилась вниз. Когда она вошла на кухню, собаки поднялись, завиляв хвостами.
— Хорошо. — Поскольку было еще темно, она взяла фонарик и пошла к двери. — Идем.
Ноябрьский воздух был наполнен холодом, который заставлял Таннера хмуриться, напоминая про слухи о суровой зиме. Натали молилась, чтобы этого не случилось. С тех пор как они приняли решение о переезде детей в Сиэтл, он проводил с ними как можно больше времени. Они возили детей на пикники, в кино, даже в торговый центр по просьбе Джени.
Натали гордилась Таннером за то, что съездил поговорить с Рэнсом и своим отцом. Мужчины улетели обратно в Сиэтл, но все вместе они обсуждали дату переезда, которая лучше всего подошла бы детям. Вероятно, на День благодарения.
И теперь, когда Натали приняла собственное решение в отношении «Майлиос», пришло время разобраться с остальным. Время посмотреть в глаза прошлому и наконец освободиться от чувства вины, которое она испытывала много лет.
Натали прошлась по рядам
