в долгий ящик.
Откидываюсь на спинку кресла и внимательно выслушиваю. Прекрасно понимаю, насколько тошно себя чувствуешь, когда на тебя давят. Помню свои первые месяцы работы в прокуратуре. Я тогда искреннее считал, что моя должность предполагает независимость и самостоятельность. Как бы не так. Никогда не верьте людям, которые, отработав хотя бы пару лет на госслужбе, говорят, что их совесть чиста как слеза младенца. Здесь нет и не было святых. Но все же среди моих коллег есть люди, которые видят проблемы в системе и хотят бороться за то, чтобы их решить.
— Руслан, ты на новой должности всего две недели. Прогибаться с первым же делом не стоит. Либо ты, либо тебя. В прокуратуре тоже действует этот закон. Напомни вице-мэру, кто у тебя отчим. Если надо — припугни. Дай понять, что ты держишь тесный контакт с генпрокуратурой и довести дело до конца — личная инициатива самого Валеева. Ты ни при чем. Придумай что-нибудь. Например, что при пожаре в лагере погибла дочь близких приятелей Геннадия Борисовича. Никто не станет проверять и с ним связываться.
— Ладно, попробую, — потирает лицо Руслан. — С отчимом у меня сейчас напряг в отношениях. Его и просить не стоит. И все по твоей вине, между прочим.
— С х*я ли?
— Ты бросил мою сводную сестру. Она безумно расстроилась и горько плакала.
Яровой кривляется и коротко смеется.
— Папаша, чтобы утешить дочурку, решил переписать завещание и отвалить ей гораздо больше, чем изначально полагалось.
— Сочувствую.
— Да что мне твоё сочувствие. Я теперь на несколько десятков миллионов беднее.
— Ты что-то охренеть как рано хоронишь Сергея Антоновича. Он может ещё тебя переживёт.
— Сплюнь! — ужасается Руслан.
Мы выходим из кабинета и направляемся на выход. Бросаю взгляд на часы, понимаю, что у меня в запасе максимум полчаса. Алиса заканчивает тренировку к восьми, и я пообещал забрать её возле универа.
— Кстати, что по поводу Николая Тихонова? — спрашиваю Ярового, толкая дверь от себя.
— Я буду держать тебя в курсе. Пока ни один парнишка не вышел на свободу. В начале января состоится судебное заседание.
— Мне нужна конкретная дата.
— Да точно тебе говорю, что в январе! Пока рано париться. В понедельник узнаю и тебе сообщу. Я же твой должник.
Остановившись на крыльце, снова закуриваем. Погода отвратительная — с неба крупными хлопьями падает мокрый снег. Представляю, как буду ехать по трассе, и вся эта «прелесть» залепит лобовое стекло.
— Так сильно печёшься о рыжей, — замечает Яровой несколькими минутами спустя. — У вас с ней все серьезно?
— Более чем.
— Она интересная, конечно, — задумчиво тянет.
После его слов меня прошибает разрядом от ревности. Крепко сцепляю челюсти, отвожу взгляд и тушу окурок ботинком. Я точно знаю, что Руслан её трахал. В ту ночь, когда я умолял Алису сорваться, наплевать на всех и уехать. Мне было сделать это легче, а ей — нет.
Яровой позже сам делился. Рассказ состоял из двух слов и без особых красок, но мне хватило эмоций с головой, чтобы потом два часа подряд херачить боксёрскую грушу и выпускать пар.
На парковку плавно заезжает серый гелик. Единственный такой в нашем городе. Руслан тут же выбрасывает окурок в урну и чертыхается. Эта тачка с номерами в виде четырёх единиц принадлежит его отчиму — Сергею Антоновичу. Человеку с большими связями, которые паутиной распространились по всему городу.
Сергей Антонович выходит на улицу. Вернее, выкачивается. Сначала громадный живот, затем и он сам. Следом за ним автомобиль покидает обожаемая супруга и единственная дочь. Прекрасно. Вся семья в сборе.
— Совсем забыл, что у родителей годовщина, — цедит сквозь зубы Яровой. — И мы едем отмечать в ресторан. Хочешь с нами?
— Не-а.
— Жаль. Я завою от скуки.
— Но это ведь хороший повод, чтобы перестать бычиться и попросить у отчима защиты.
Руслан кивает, направляется к семье. Я иду рядом, потому что моя машина припаркована неподалёку.
Со всеми ними я был знаком давным-давно. С первого месяца начала отношений с Катей. Мы часто собирались по праздникам и отдыхали за городом. Катерина безмерно любила и уважала родного отца. Звонила ему по любому поводу и всегда просила совет. И какой же, чёрт возьми, вышел контраст, когда я познакомился с семейством Скрипко.
О них я мало, что знал. Вернее, почти ничего. Алексей Владимирович работал на заводе. Лариса Николаевна — кассиром в банке. Об Алисе слышал лишь один-единственный факт — она танцует. Катя как будто стояла в стороне от части той семьи, в которой воспитывалась долгие годы.
Как сейчас помню первое дурацкое знакомство с ними. Все начиналось довольно-таки неплохо. С сытного ужина, приятного общения. До тех пор, пока в квартиру не ворвалась Лиса. С бесноватыми глазами, в растянутой спортивной одежде и необычным подарком в виде сертификата. Катя жестко его раскритиковала, а мне неожиданно понравилось. Принял, отложил до лучших времён. И весь вечер всё пытался понять, где я так сильно в этой жизни согрешил?
В голове галопом проносились мысли. Одна абсурднее другой. Пытался сопоставить дерзкую девчонку, которая соблазнительно для меня танцевала и отдавалась ради выгоды. И сестру своей невесты, которая трогательно ухаживала за больным дедом и убирала разбитые тарелки. Вспоминалась кровь на простынях, неумелый минет и тихие слова о том, что ждала меня. Что-то не складывалось. Но что именно было не так, я не хотел понимать. До поры до времени.
После феерического побега Алисы с базы, я строго запретил себе её искать. Не за чем было. Хорошо потрахались, от души повеселились и поэкспериментировали. Впереди маячил переезд и повышение. Абсолютно нормально, что люди, вступая в отношения, жаждут от них стабильности, безопасности, предсказуемости и надёжности. Что могла дать мне взбалмошная двадцатилетняя вертихвостка? Как тогда казалось — ничего.
Это теперь я понимаю, что другой мне не надо.
***
— Добрый вечер, Миша! – крепко пожимает мою руку Гладышев Сергей Антонович.
Заметно крепче, чем обычно.
Он скалится, обнажая ровный ряд белоснежных зубов и внимательно на меня смотрит. Думаю, будь у меня чуть менее значимый статус, будь отец Кати чуть помоложе или хотя бы физически сложен как я — непременно заехал бы мне по роже. За все «хорошее». Но раз эти критерии не совпадают, то Сергею Антоновичу приходится вести себя со мной подчёркнуто-вежливо.
