Он сказал это с необычайной самоуверенностью и даже с толикой веселья. Меня это так разозлило, что я глупо расхохоталась.
– Ты серьезно думаешь, что я буду торжествовать? – сказала я, посмотрев на него как на полного идиота. – Ты в самом деле думаешь, что после всего этого у меня будет настроение что-то праздновать? Я не смогу забрать маму, и у меня нет денег, чтобы смыться в Европу.
Я встряхнула головой.
– Я намерена жить своей жизнью, как до приезда сюда: теперь я знаю, что Хенрик нас обманывал, что он совершил много плохих поступков, и все пошло прахом в тот день, когда он погиб. Может, меня немного утешает знание, что тебе нелегко будет восстановить репутацию.
В первую минуту Эган ничего не сказал, лишь сидел, опершись локтями о стол и подперев подбородок большим и указательным пальцами. Быть может, из-за моих слов, но лицо его оставалось безучастным; казалось, он задумчиво смотрит на карты.
Я поставила фишки, чтобы посмотреть на карты, лежавшие в центре. Перевернув их, я увидела, что опять нет ни одной нужной.
Да уж, паршиво, а еще хуже, что он это понял.
– Если подумать, мои планы – сущий пустяк, – добавила я с горькой ноткой в голосе. – Да, тебе придется потратить кучу денег, но через несколько лет восстановишь свое доброе имя. Твоя жизнь не будет полностью разрушена.
Он посмотрел на меня, слегка нахмурившись.
– Тебе правда не нужны деньги? – с сомнением спросил он. – Я могу дать их тебе, так что…
Ну просто верх идиотизма!
– В самом деле, Эган? – презрительно бросила я. – Перестань считать меня дурой, ясно? Меня бесит, что ты воображаешь себя единственным в мире гением.
Между тем в моей душе бушевали тысячи всевозможных чувств: гнев, ярость, печаль, страх, отчаяние…
Эган уверенно выложил на середину стола все оставшиеся фишки, чтобы сделать ставку. Пошел ва-банк.
– Да, я такой, – без стеснения заявил он. – Но я все же не хуже Ригана, уж поверь.
– Тебя волнует, убьет он меня или нет? – нехотя бросила я, тут же перечислив все, что о нем думала: – Тебя не волнуют даже твои братья. Ты позволил Мелани заткнуть тебе рот всего лишь тем фактом, что ты не сын Эдриена. Все это время ты только и делал, что пытался спасти свою шкуру. Ты говоришь, что заставишь меня изменить мнение, но, боюсь, скорее у тебя из задницы вырастут цветы, чем это случится.
И я с гордо поднятой головой тоже выложила свои фишки на середину стола, поставив все, что у меня было.
– А ты больше ни о чем не хочешь мне рассказать? – решила я дать ему шанс. – О том, что упустил?
Он сделал вид, будто на минуту задумался.
– Я сказал все, что тебе следует знать.
Тем временем мне на мобильник пришло сообщение. Отвернувшись от Эгана, я открыла его и прочитала. Сообщение было от Арти: «Все подтвердилось. Есть две видеозаписи. Обе весьма впечатляющие, особенно та, на которой Мелани с Эдриеном…».
Я спрятала телефон. Затем бросила карты на стол – разумеется, рубашкой кверху.
– Знаешь, чего я не понимаю? – спросила я, немного смутившись. – Твоего стремления любой ценой защитить свою семейку. Тебя пытались убить. Если тебе и дали денег, то лишь потому, что твоя мать постаралась защитить и обезопасить тебя, насколько могла. Возможно, ты до сих пор жив лишь потому, что Эдриен слишком беспокоится о мнении окружающих, но я уверена, что он всегда тебя презирал. Тебя это радует?
Я думала, он ничего не скажет или опять разозлится, хотя меня и это вполне устроило бы, но он лишь спокойно покачал головой. Потом бегло взглянул на карты, и на миг даже показалось, что он расстроен. Отчего-то мне вспомнились слова Арти. Я вдруг поверила, что в Эгане действительно есть нечто такое, о чем никто не знает…
– Не радует, – сказал он. – У меня ничего нет, и в то же время эта фамилия – единственное, что у меня осталось. Я стараюсь защитить ту жизнь, которую хочу иметь в будущем.
Я отвела взгляд.
– А ты такой же прирожденный интриган, как и твой мнимый отец, – заметила я.
– Я тот, кто ничего не боится, – неожиданно поправил меня Эган.
Он поерзал на стуле, уставившись на меня. Атмосфера соперничества внезапно ослабела. Казалось, мы просто сидим во дворе, попивая пиво и рассказывая друг другу о своих горестях.
– Представь меня в десять лет, когда я узнал, что не являюсь законным сыном. Представь, как я запирался на ключ в своей комнате, чтобы головорезы Эдриена в нее не пробрались и не убили меня во сне, – сказал он. – Представь, как я отказывался от еды в собственном доме из страха, что меня отравят. Представь, как боялся идти в школу, опасаясь, что меня собьет машина, как маму. Эти страхи не давали мне расслабиться ни на минуту. Представь мою жизнь в постоянном страхе и паранойе.
Самое скверное – что я могла себе это представить, и картина мне совсем не нравилась. Конечно, это было весьма печально и несправедливо по отношению к ребенку, еще не успевшему понять разницу между добром и злом. К тому же я прекрасно знала, что такое трудное детство. Маме всегда было тяжело найти работу, и брат начал работать, еще когда был маленьким.
Однако я напряглась.
– Эдриен ненавидит меня не потому, что я не его сын, ведь, в конце концов, в нас течет общая кровь, – добавил он мрачно. – Он ненавидит меня за то, что ему пришлось относиться ко мне как к родному сыну, давать все то же, что и другим детям. Он ненавидит меня, потому что я обуза для него и он не может от меня избавиться.
– Но ты же все равно его не ненавидишь, – заметила я.
Он ответил горьким смешком.
– Я все равно Кэш, и не позволю ему отнять это у меня. Вот только дождусь, пока он помрет, и смогу жить спокойно. Только не подумай, будто я собираюсь ускорить его смерть. Просто я хочу дожить до этого момента.
Я не знала, что и сказать. Сейчас было не время для сантиментов, но я заметила, что чувствую к нему нечто похожее на жалость. Никто не заслуживает такой жизни, но… Я не знала, какой жизни заслуживают Кэши. Слишком много зла они причинили.
Эган набрал в легкие воздуха и снова принял уверенную и расслабленную позу.
– То, что я тебе не рассказал, ты увидишь на записи, – закончил он, пожимая плечами. – Пора открывать карты.
Я думала, мы сделаем это одновременно, но лишь я перевернула свои. Туз и пятерка. Ничего особенного, но, если повезет, быть может, я и выиграю. Все зависит от того, какие карты у Эгана, так что повисло напряженное ожидание.
Я смотрела на него. Он смотрел на меня. Глаза его были слегка прищурены, а взгляд – недобрым и испытующим. Правая рука Эгана лежала поверх карт, как будто это прелюдия к откровению, подобно барабанной дроби.
– Кстати, – добавил он вскоре, нарушив молчание, – я никогда не хотел, чтобы все вот так закончилось. Правда в том, что я не собираюсь оправдывать Хенрика только потому, что известная тебе версия отличается от истинной, но прошу простить меня за его случайную смерть. Я не хотел его убивать и разрушать твою жизнь.
Вот это да…
Итак, уже вторая неожиданность.
Это меня поразило, потому что не было похоже ни на шутку, ни на торжество, ни на двойную игру. Его слова прозвучали искренне и естественно. Конечно, я ему не поверила. Я не сомневалась, что он так сказал, потому что проиграл и хотел меня разжалобить, чтобы заманить в очередную ловушку…
Он перевернул карты.
Две его карты были старше моих.
Он выиграл.
Проклятый Эган выиграл.
Это было неизбежно, и он растянул губы в демонической улыбке, от которой на щеках проступили ямочки в виде полумесяца. Вид у него был откровенно победоносный, довольный. Кажется, он даже вздохнул с облегчением.
Одним движением он схватил флешку, лежавшую на столе, словно она уже принадлежала ему, и выжидающе посмотрел на меня. Неужели мои слова так на него подействовали?
Или он чувствовал вину за попытку обмануть меня? Или, возможно, ждал, что я попрошу пощады?
– Я тебя прощаю, – сказала я.
Эган кивнул. Он начал вставать, как будто собирался уходить.
