очень слабый.
Парамедики приезжают очень быстро. Один из врачей подхватывает Тею на руки и бегом к машине скорой.
Я еду с ними.
Они делают ей надрез в области сердца и вставляют трубку, через неё идёт кровь.
— Это что? Разрыв лёгких? — испуганно спрашиваю у медиков.
— Нет, сердца! — отвечает мужчина, вкалывая моей дочери что-то. — Связывайся с больницей, пусть срочно готовят операционную, — передаёт другому медику.
О, Боже! Я не переживу, если с ней что-то случится!
Становится сложно дышать, из меня будто выкачали воздух. Я отчаянно пытаюсь сохранить сознание.
Ещё мне не хватало тут в обморок грохнуться. Перед глазами мутная пелена и в ушах шумит.
В госпитале мою дочь сразу же окружает бригада врачей, и увозят в операционную.
— Вам нужно заполнить документы, — подходит ко мне медсестра.
Я смотрю на нее, как на сумасшедшую. У меня дочь умирает, а она со своими бумажками!
— Можно позже? — стараюсь спросить спокойно.
— Хорошо… — понимает мои чувства и удаляется.
В кармане вибрирует телефон.
— Да?
— Где вы? — тревожно интересуется Алекс.
— Больница Святой Марии…
— Я скоро буду.
Он приезжает очень быстро.
— Ей делают операцию, — сразу выпаливаю, не дождавшись его вопроса. — У неё разрыв сердца.
Он прижимает меня к себе и гладит по плечам. Я плачу навзрыд. У меня истерика. Моя единственная долгожданная доченька на волоске от смерти. Если с ней что-то случится, я не переживу.
— Всё будет хорошо, Сэл, — успокаивает меня.
Но я слышу, как громко и часто бьётся его сердце. Он тоже в ужасе. У нас обоих страх потерять единственного ребёнка.
Следом приезжают Лима и Татьяна Сергеевна.
Кто-то из медперсонала проводит нас в комнату ожидания. В такой же я когда-то сходила с ума в Германии, во время Стаськиной операции.
Алекс остается заполнять документы. А я измеряю комнату шагами, пытаясь себя успокоить и набраться сил.
Хреново получается! Неизвестность давит.
Время, как назло, тянется бесконечно долго.
Я уже в полуобморочном состоянии схожу с ума.
Прошло часов шесть, когда к нам вышел хирург.
— Как она? — набрасываюсь на него.
— Состояние тяжёлое, — говорит честно. — У неё оказалась врождённая патология сердца, тонкая стенка правого желудочка. Она потеряла много крови. Нужно переливание. Но группа очень редкая — четвертая отрицательная.
Алекс вдруг резко сдавливает мне плечи, обнимая во время разговора.
— У нас нет такой в запасе…
— И что делать? — дико смотрю на него. — Найти никак? Я любые деньги заплачу!
— Возможно, среди вас или ваших родных есть такая? — взгляд доктора на Алекса.
Тот качает головой.
— У Тома такая группа крови, — говорит тихо Лима, отрывая руки от головы. — Он сам мне говорил, что она у него на вес золота.
— Нет! Мы найдём другого донора! У нас миллионы подписчиков в соцсетях, достаточно выложить пост, — процеживает злобно Алекс.
— Да, пошёл ты со своими постами! — отбираю у него телефон и кидаю на диван. — Если для спасения дочери мне придётся идти к самому дьяволу, то я сделаю это. Ключи! — протягиваю к нему руку.
Он колебался, но всё-таки вкладывает мне в ладонь брелок.
— Осторожнее!
Я уже просто лечу в сторону парковки. Пока еду до университета, нарушаю все возможные правила.
Теперь передо мной другая задача — найти на этой огромной территории одного человека.
Как назло сегодня никто не знает, где он, а телефон отключен.
Я мечусь из здания в здание в поисках его, но безрезультатно.
— Господи, ну где же он?! — молюсь.
Один из парней говорит, что видел в аудитории на лекции по гражданскому праву и показывает направление куда идти.
Я врываюсь в кабинет как фурия.
— Извините, — обращаюсь к ошарашенному преподавателю и забегаю по ступеням наверх, где сидит Том.
— Что ты делаешь? — удивляется он.
— Поехали со мной!
— Что? Зачем?
— Мне нужна твоя кровь!
По аудитории проходится шелест голосов.
— Кровь? Я не понимаю… Объясни для чего она…
— Тея! У неё разрыв сердца. Большая кровопотеря. Лима сказала у тебя такая же, четвертая отрицательная.
Том бледнеет и хлопает ресницами. Сгрёбает учебники в рюкзак.
— Пошли, — подхватывает меня за локоть и тащит за собой.
Мы бежим до машины, взявшись за руки, я боюсь от него отстать.
Он отбирает у меня ключи и сам садится за руль.
— Как это произошло? — смотрит испуганно, вдавливая педаль газа в пол.
— Она гуляла с няней, упала и поцарапала коленку. Расплакалась, а потом стала синеть.
— Фак! — стучит по рулю. — А операция?
— Сделали уже. Теперь нужна кровь. Она редкая…
— Я знаю! — выворачивает руль на повороте.
Я закрываю лицо руками и пытаюсь успокоиться, как вдруг…
— Нет! — громко, что у самой уши закладывает.
— Ты чего?
— Группа крови, разрыв сердца из-за патологии… Ты отец Теи! — осознание проходится по телу холодом. — Но этого не может быть!
— Может! Я тебе всё расскажу, но после, давай сначала я помогу дочери.
— Ты знал?
— Знал…
— Но откуда? — не понимаю.
— Твой муж просветил.
— Алекс? Он всё знает?
— Да! — кивает головой.
— О, Боже! — хватаюсь за лицо.
В больнице Тома быстро проводят в палату, где делают переливание крови.
А у меня крыша едет от правды, которую я узнала. И я хочу знать всю картину, так как для меня это шок.
Подхожу к мужу:
— И давно ты знаешь, что Тея не твоя дочь? — спрашиваю у Алекса.
— С её рождения… — отвечает без нервов.
— Но как?
— Сэл, я не дурак! Знаешь, сколько раз на меня пытались повесить чужих детей? — я пожимаю плечами. — Много! Таблицу наследования групп крови я знаю, как Отче наш. Не может у родителей с первой и второй группой крови быть ребёнок с четвёртой. Но я знаю, ты не виновата, — берёт меня за плечи.
— Откуда?
— А это пусть он тебе расскажет… — хмурится, глядя на меня.
Том неуверенно входит в комнату, опуская рукав. Рука замотана бинтом на локте.
Нас оставляют одних, чтобы мы могли поговорить.
— Ты видел её?
Он отрицательно качает головой.
— Нет…
Я глубоко и судорожно втягиваю воздух.
Хочется ворваться в реанимацию и прижать свою кровиночку к сердцу, зацеловать пухленькие щёчки.
Слёзы сами собой текут по щекам.
Том подходит сзади и обнимает за плечи.
— Всё будет хорошо… — прижимается лбом к моему затылку.
Я поворачиваюсь к нему и бью со всей силы по лицу несколько раз.
Он прикладывает руку к красной отметине на щеке. Из края рта течёт струйка крови, которую он слизывает.
Больше меня это не волнует. Я излечилась.
— Заслужил… — сжимает челюсти.
— Я тебя слушаю!
Полтора года назад
Стук в дверь.
Я открываю.
На
