А автомобиль у него теперь другой. Черный, как жук, просторный и мощный «Сааб».
Из роддома Катю забирал Вячеслав Серов. На шестом месяце беременности она с мужем разъехалась, то есть каждый из них вернулся к себе домой. Вячеслав Сергеевич по этому поводу был доволен, так как видеть не мог, как зять бессердечно поступает с Катей. Теперь уж Вячеславу Сергеевичу пришлось выступать в роли тестя.
Катя расстраивалась так, что было невозможно смотреть. Серов положил ее в роддом пораньше, беспокоился, как бы чего не случилось с ребенком. К счастью, мальчик родился в срок, с весом три шестьсот и закричал на весь родильный зал. Назвали его Митей.
Серов над ним трясся ужасно. Катю заставлял все делать по науке. Настоял, чтобы она кормила его ровно до года. Сам ездил в ее институт оформлять ей академический отпуск. Из их бывшей с Наташей спальни он сделал детскую, а спать стал в ее кабинете.
Он крутился волчком. Зарабатывал деньги, по утрам бегал на молочную кухню, не мог равнодушно пройти мимо магазина для мам и малышей. Как ни странно, но ему нравились эти хлопоты. После работы он быстро теперь ехал домой – все боялся за Митю и Кате не совсем доверял. Он с ревностью относился к участковому педиатру и перепроверял все ее назначения по рецептурному справочнику. А когда Митя в первый раз ему улыбнулся и щупал пальчиком его нос, Вячеслав Сергеевич запросто отдал бы за него жизнь.
Часто он ждал, пока Катя уйдет в магазин, и брал Митю к себе в кабинет. Он клал его на диван. Становился перед ним на колени и прижимался лицом к маленьким розовым пяткам. Если тот случайно касался своей головенкой его лица, Вячеслав Сергеевич замирал и осторожно вдыхал запах шелковистых волос, молока и еще чего-то непередаваемо детского, исходящего от всех детей, и не мог нанюхаться. Временами он даже пугался той благоговейной нежности, которую испытывал к этому существу.
Катя понемножку отошла от всех потрясений и начала жить. Однажды вечером она сидела в детской, а годовалого Митьку держала на коленях. Он тянулся за лакомством, зажатым в ее руке, и она тихонько его поддразнивала. Митька терпел, терпел и обиделся. Он скорчил уморительно-забавную рожицу и отчаянно заревел. На громкий крик выскочил из кухни Серов. Он думал сначала, что Митька упал.
– Катя, что с ним? – Серов мгновенно вспомнил о возможности смертельных последствий и бросился к малышу. Митька орал как резаный.
– Господи, он же кричит! Значит, жив! – опомнился Серов. Он взял его у Кати и стал, качая, носить по комнате.
Митька быстро успокоился, но огромные слезы крупными каплями еще ползли по его щекам.
– Как вы меня напугали!
– Ничего, все пройдет! – Катя взяла сына назад, усадила в подушки. Серов вдруг увидел, что перед ним не прежняя девчонка, а взрослая женщина.
– Посиди со мной, папа, ты ведь устал. И тебе, наверное, скучно. С работы домой, а утром опять на работу… – У Кати у самой был неважный вид.
Он сел рядом с ней и погладил по волосам, как маленькую.
– Ничего, моя девочка, все образуется…
Катя не ответила на улыбку.
– Ты прости меня, – вдруг сказала она, – Митька чуть подрастет, я не буду занимать все твое время… Ты ведь привык жить не так…
Он насторожился:
– Ты, Катя, о чем?
Она продолжала:
– Я бы хотела заменить тебе маму, но, видимо, не могу.
– Катя, ты что?
– Если бы ты знал, папа, как я тебя ревновала!
Он испугался:
– Когда?
– Когда была маленькой. Я очень хотела вывести маму из себя.
– Катя, ты будешь изучать историю и психоанализ и поймешь, что это очень характерно для девочек.
– Может быть. Но теперь, когда мамы нет… В общем, мне стыдно, что я была такая дура.
– Это у тебя было бессознательно.
– Все равно… А ты знал моего настоящего отца?
– Нет. Если хочешь, можем его разыскать.
– Нет, не хочу. – Она заплакала. – В общем, я теперь сирота, а Митька – безотцовщина.
– Да ладно тебе.
Она вытерла слезы.
– Пап, а почему у вас с мамой не было детей?
Он решил ответить, ничего не скрывая:
– Сначала было не до того, надо было устраивать жизнь, мама должна была работать. А потом уже не хотел я. Боялся, наверное, что, привязавшись к ребенку, окончательно потеряю свободу.
Катя крепче прижала Митьку к груди. Серов заметил, что ямочки на щеках у нее остались, несмотря на то что она сильно похудела. «Как у бабушки, – подумал он. – А у Наташи лицо было гладкое, как перламутровая раковина».
Катя сказала:
– Я никогда не буду заниматься наукой!
Он удивился:
– Почему?
– Наука разобщает людей! Маме никогда ничего не было интересно, кроме ее работы! Ей даже было неинтересно с тобой! И со мной тоже неинтересно. Но я ее все равно люблю!
– Не надо так, Катя!
– Она не видела, как рушится наша семья. А я видела, я замечала…
– Катя, молчи. Нельзя!
– Нет, можно. Я даже из дома ушла из-за вас с мамой. Мне казалось, что, когда вы в квартире, в ней бушует молчаливая гроза.
– Я изменял маме, Катя. Она это знала.
– Я тоже знала, я ведь не дурочка. Но виновата была она. Ей не надо было выходить замуж вообще. Она всегда была сама по себе! А ведь это эгоизм, правда, папа?
– Нет, Катя. Нет! Она была слишком умна, чтобы оставаться только в рамках семьи. Еще она была очень гордой. Она успела много сделать в своей жизни и для себя, и для других…
– Больше тебя?
– Гораздо.
– Не верю!
– И тем не менее это так. Но для меня это сейчас неважно. Главное, чтобы вы с Митькой были здоровы. Посмотри, он заснул…
– Я сейчас уложу. – Но она продолжала сидеть.
– Катя, – сказал он ей после молчания, – ты только пока не выходи снова замуж. Я без вас буду очень скучать…
Он сидел рядом с ней с таким грустным и таким усталым видом, что, глядя на него, уже невозможно было даже предположить, что женщины когда-то вились вокруг него бабочками. Катя посмотрела ему в лицо с каким-то непонятным укором.
– Папа! Ты ничего не понял! Я и не собираюсь замуж. Я хочу жить только с тобой. И с Митькой. Я тебя очень люблю! И всегда любила. Ты сейчас ничего не говори, но знай, я тебе буду хорошей женой.
В сумятице чувств он вскочил и бросился вон из комнаты. Заскочил в кухню, в ванную, выскочил в кабинет и в волнении сел там в углу на диван. На его письменном столе, за которым теперь занималась Катя, стояла фотография Наташи. Она была сделана осенью, в парке, в солнечный день. От деревьев плыли вечерние тени, солнце сквозило сквозь ветви, но Наташа была почему-то под зонтом. Этот яркий зонт отбрасывал на ее лицо веселые краски. В руках она держала букет желтых листьев. А в самом углу снимка было видно, как вверх по сосне кинулась белка. Ее фигурка оказалась размыта, видно, белка случайно попала в кадр.
