— Тогда сам ее и выставляй! — гаркнул Леха. — А у меня хрен получается! Она назойлива, как весенняя муха!
И вылетел в приемную. Любочка подняла на него ясные глазки:
— А может, Леша, мы ошибаемся? И тебе стоит жениться именно на ней? Подружке я все объясню.
— Иди ты! — впервые в разговоре с ней сорвался Леха. — Да и все вы со своими подружками!
И умчался по делам.
Григорий вышел из кабинета:
— Любаша, явится эта… мадам, пусть сразу зайдет ко мне.
Любочка послушно кивнула. По своей наивности и невинности она ни о чем не подозревала и свято верила, что Григорий Васильевич, как волшебник, способен все наладить и исправить.
Часа через три появилась Инга и в сопровождении Любочки вплыла в кабинет Малышева. Люба улыбнулась и вышла. Инга села, привычно закинув ножку на ножку.
Григорий почувствовал, что не в силах оторвать взгляд от этой ноги в модном сапожке, ласково к ней прильнувшем.
Инга заметила это и усмехнулась, слегка качнув ногой:
— Вы меня звали?
Малышев кивнул и судорожно сглотнул. Инга усмехалась уже открыто. Она обожала видеть свою власть и играть ею, наслаждаясь могуществом.
— Оставь Алексея в покое! — бросил Григорий. — Так будет лучше. И тебе, и ему.
— А тебе? — прямо спросила Инга.
Малышев вскинул на нее мрачные глаза. И ужаснулся. Она откровенно издевалась над ним. Дерзкая, обаятельная и бесстыдная. А он вновь только нервно комкал сигареты, непроизвольно, почти не замечая, не фиксируя своих движений, и весь взмок, как мальчишка, впервые ощутивший могучий зов женского тела. Порой ему казалось, что он знал ее всегда, столько, сколько жил на свете. И всегда любил. А возможно, любил ее еще до своего рождения… Какой-то бред…
— Ты бы, Малышев, — небрежно уронила Инга, — думал лучше о себе, чем о коллегах. Уж поверь мне, в случае беды они о тебе и не вспомнят. А наше время — оно паршивое, время распада. Когда исчезает все прежде объединяющее людей: дом, семья, вера. И никто не с кем не считается, всякий живет независимо, несвязанно, сам по себе, в полной уверенности в своей правоте. На кого вокруг можно положиться? Абсолютно не на кого… А тут… — она снова задумчиво покачала отличной ножкой. — Тут тебе как раз кушать подано… И чего ради отказываться? Раз бутылка вина стоит на столе, ее нужно выпить до конца. Человек должен быть естественным, ничего из себя не изображать и не строить. Конечно, это похвально — твоя якобы привязанность к Любке. Только на самом деле ты к ней не прикипел и никогда не прикипишь. Она рядом с тобой ребенок, Малышев. Не умеет ни одеться, ни раздеться… И не то, чтобы дать, и не то, чтобы взять… Тебе совсем не то нужно. Заскучаешь ты с ней, Шерлок Холмс, затоскуешь… Или тебе искать надоело? Ведь ты по жизни этим занимаешься, детектив! Ну, и приискивай себе бабу дальше! Глядишь, отыщется…
— Ты неглупая девка… — пробурчал Григорий.
Инга снова нагло ухмыльнулась:
— Глупые столько не зарабатывают. Ты тоже давно знаешь, чем я занимаюсь. Поди, дружок рассказал?
Григорий молчал. И думал, что некоторым бабам Бог зря даровал слова. Еще хорошо, что они не всегда ляпают то, что думают. А если бы всегда… Страшно даже представить, что тогда случилось бы в нашем мире с нравственностью…
— Любила я, видно, этого Леху, — задумчиво призналась Инга. — Ты на меня глазами не зыркай! Да, любила… Нового, второго Леху… Не сразу его поняла, он поначалу совсем другой был. Пока разглядела… И не отлюбила еще свое… Только кому все это нужно? Он дурью мается, от меня шарахается, как от прокаженной… А ты мне нравишься. И весь уже запарился от желания… Но здесь не получится, неудобно на глазах у твоей Любки. На, держи! — Она бросила ему свою визитку. — Позвони по мобиле, когда совсем будет невмочь! Я тебе не откажу! Ты из мужиков-знатоков, которых нелегко обмануть, всучив лежалый товар!
Она встала и горделиво выплыла из кабинета. Григорий тупо смотрел, как она идет…
Он позвонил ей на следующий день.
— А-а, не утерпел! — обрадовалась Инга. — Я тут стою возле ресторана, сейчас один тип расплатится и выйдет. Потом мы с ним поедем ко мне. Но это недолго. У мужика семья и совсем плохо стоит. Приходится очень стараться. Иногда надоедает. Приезжай часам к одиннадцати вечера. Адресочек на визитке есть. Пока он идет, — и отсоединилась.
Григорий положил телефон на стол и тяжко задумался. Мысли были размытые, стертые, мысли-лилипуты… Что он делает?! Куда его опять несет шальная голова? С кем он собирается связаться?
Хотя ему не привыкать… Он довольно неплохо знал многих девочек Москвы и ментов, которые их крышевали. Иногда именно они и советовали:
— Гриш, тут две девки есть неплохие! Подкинуть телефон? Недорого и со вкусом. Не пожалеешь!
Да он никогда и не жалел. Но все это было просто так, дурная игра, плохое развлечение, когда требовалось кого-то обнять и на кого-то полюбоваться. Пусть даже на шлюх. Они нравились ему своей раскованностью. Несколько случайных связей с так называемыми порядочными девушками привели его в тоску и уныние. Кроме того, они все как одна мечтали выйти замуж, а Гриша надевать себе на шею хомут не торопился. А поэтому с навязчивыми и неумелыми в постели девицами расставался быстро.
С Ингой они нашли общий язык моментально. Первую ночь не спали до рассвета, а утром Григорий слопал почти все, что было припасено в Ингином холодильнике, запил жратву половиной воды из чайника, вымыл посуду и исчез. Спешил на работу.
Инга проспала до пяти часов, привела себя в порядок и поехала в ЦДЛ на встречу с верным Вадимом.
Любочка явно что-то заметила. С шефом творилось нечто странное. Он стал смеяться невпопад, не слышать, когда к нему обращались, думать о чем-то постороннем… Или о ком-то.
Заметили это и детективы.
— Ты о Любе не забывай, — мимоходом, вскользь посоветовал Леха.
— Что, шеф, так хорошо дает? Ты прямо на глазах повеснел, как влюбленная барышня! — заржал Никоша. — Где взял? Там никакой завалящей подружки на мою долю не найдется?
— На тебя Люба жаловалась, — холодно отозвался Малышев. — Ты что там вчерашнего дня на стене намалевал?
— Да пойдем, я тебе покажу! — потащил его за рукав Никоша. — Никакой порнографии! Бабе Лизе очень понравилось. А нам все равно здесь скоро ремонт делать.
На обоях Никоша довольно талантливо изобразил человека, сидящего в кресле в комнате, а над ним — торчащую из стены трубу, содержимое которой текло ему на голову.
— И что это означает? — спросил озадаченный Григорий.
— Нашу жизнь, шеф!
— Н-да… Ну, если в этой трубе — пиво, то я не против! — хмыкнул Малышев.
