Двенадцатилетняя Нелл иногда просыпалась по ночам, лежала в своей комнатке, расположенной в верхней части дома, смотрела на ветку ясеня, которая скреблась в окно и была подсвечена снизу фонарем, горящим у входа в дом (давно следовало отпилить эту ветку, и фонарь опять никто не догадался выключить), прислушивалась к шуму попойки внизу и пыталась что-то вспомнить. Ей удавалось вызвать в памяти только некоторые картинки из прошлого. Иногда ей вспоминалась гроза, огонь, скрежет и грохот металла — была ли она вне себя от страха или, наоборот, проявила осторожность, несвойственную детям ее возраста, когда ей удалось пересечь автостраду? Потом другое возникало в памяти: какой-то неприятный осмотр, запертые двери, слюнявая пасть собаки со страшными оскаленными зубами — не с тех ли пор она не любит собак? Потом она снова засыпала, убедив себя, что это в прошлом, а сейчас все в порядке, что здесь она укрыта от всех бед и защищена всеобщим доброжелательством.
Однако, читатель, закон есть закон, и обитатели Дальней фермы не могли жить вечно так, как жили — в неустойчивом равновесии между добром и злом. И если бы даже Нелл сумела и дальше жить, не зная своего прошлого, рано или поздно оно все равно бы всплыло и как-то проявило себя в настоящем. Клайв и Полли когда-то должны будут ответить за свои действия, даже если мы назовем это просто морально недопустимым проступком. А Нелл должна как-то объявиться в мире, выйти из своего долголетнего укрытия на Дальней ферме, тем более, как знаем мы и Артур Хокни, исчезать и вновь объявляться было свойством ее натуры, ее предопределением, ее судьбой.
Следует сказать, что в период жизни на Дальней ферме прошлое Нелл почти соприкоснулось с ней, во всяком случае было ближе к ней, чем она думала.
Однажды, когда ей было одиннадцать, родители Клиффорда, Отто и Синтия посетили старинную церковь в Рюэлине. Нелл прошла мимо них, и Синтия обратила на нее внимание.
— Какая прелестная девочка, — сказала она Отто.
— Нелл была бы примерно такого же возраста, — произнес Отто и тяжело вздохнул, к удивлению Синтии.
Они теперь редко говорили о своей потерянной внучке — у Клиффорда и Хелен росли близнецы: Маркус и Макс (Макс был «младше» на десять минут), и настоящая жизнь была так наполнена, что прошлая боль как-то отступила. Нелл тоже обратила внимание на Отто и Синтию, когда они проходили мимо, — ее поразила все еще сохранившаяся красота и элегантность этой пожилой женщины, величественная осанка Отто. Именно тогда и там у нее мелькнула еще неосознанная мысль, что она не останется в Рюэлине, а уедет когда-нибудь в большой, шумный мир и будет жить в нем.
И еще. Именно из-за того, что Нелл боялась собак и хотела преодолеть свой страх, в возрасте тринадцати лет она нанялась работать по субботам в пограничной школе для собак, которую содержали родители ее подруги Бренды. Дорогой читатель, ты ведь уже знаешь мой взгляд на случайные стечения обстоятельств и поэтому не очень удивишься, узнав, что это была та самая школа, в которую Артур Хокни и его подруга Сара поместили на переобучение собаку по кличке Ким, которой это было необходимо после того, как она побывала в руках Аннабель Ли. Они оставили здесь собаку и время от времени приезжали сюда на выходные. Ким была та самая собака, которая, рассвирепев от дурного обращения и побуждаемая злобной командой Аннабель когда-то гналась за маленькой Нелл по заболоченной низине. Теперь Нелл, преодолев страх, осмелилась погладить собаку — и Ким заулыбался. Доберманы умеют улыбаться, когда хотят понравиться. Рассказав об этом своем наблюдении, я рискую быть обвиненной в антропоморфизме — дурной привычке наделять животных человеческими чертами. Но продолжаю утверждать, что доберманы улыбаются, когда им хочется улыбнуться кому-нибудь. Я лично наблюдала это довольно часто.
Однажды ночью, когда Нелл осталась в собачьем питомнике и быстро заснула, хотя чужая постель поначалу и показалась ей неудобной, на Дальнюю ферму нагрянула полиция. И выяснилось вот что. По мере того, как «дело» по хранению краденого «расширялось», то есть краденых вещей становилось все больше и больше, а условия их хранения, мягко говоря, были очень плохими, вещи ветшали и гнили: дождь лил на антикварную мебель с кожаной обивкой сквозь дырявую крышу, утки откладывали яйца в сундуках, сработанных в XVIII веке из кипарисового дерева и ливанского кедра. Моль завелась в шерстяной основе золототканого камзола Генриха V (предположительно). Из-за ужасающе скверного вида вещей происходили зачастую скандалы с покупателями. Что было делать? Не имея выгоды от сделок с краденым товаром, Клайв и Полли переключились на изготовление наркотиков (в старом свинарнике), чем и навлекли на себя страшный гнев полиции. Их арестовали. Идиллия на Дальней Ферме кончилась.
Нелл в очередной раз оказалась бездомной.
Она, конечно, была очень расстроена. Ну почему ее не было дома?!
Все, что было для нее родным, внезапно рухнуло. Клайв и Полли вдруг исчезли из ее жизни: Клайв, который водил ее в школу, когда она была маленькой, Полли, с пением купавшая ее в ванне. Ах, как грустно было Нелл, не говоря уже о том, что все произошло так неожиданно. Но одновременно к Нелл пришло чувство свободы. Все чаще и чаще Нелл ощущала, как в ней поднимается раздражение против ее приемных родителей — она стыдилась этого и считала себя неблагодарной. Она же не могла не видеть, что ее эксплуатируют, что ее усердный труд позволяет им бездельничать. Нет, они вовсе не требовали от нее этого, она за все бралась сама, но это все равно не оправдывает их. Ведь Нелл была ребенком, а они были взрослые, и было нечестно с их стороны вести себя таким образом. Теперь, когда Клайв и Полли перешли под опеку полиции, как по мановению волшебной палочки — только что были и вот их уже нет с — ними вместе исчезли все трудности и сложности.
Еще до этого печального события Нелл все больше и больше времени проводила в доме Килдаров: оставалась иногда ночевать, посмотреть телевизор (там программы принимались лучше, чем по другую сторону холма), помогала работать в собачьем питомнике. Спали они с Брендой на двухъярусной койке: Бренда обычно наверху, Нелл — внизу. Она как будто предчувствовала: что-то случится с Дальней фермой и готовила себе другой дом, на всякий случай. И вот он оказался нужен. Она плакала на мягком, добром плече миссис Килдар, мистер Килдар одолжил ей свой носовой платок — он предпочитал платки из льняной ткани, говорил, что от хлопка у него появляется раздражение кожи.
