А оказалось…
Не ответил ни на седьмом, ни на восьмом…
Оператор рассоединил, Агата опустила телефон на колени.
Страх стал расползаться по телу…
А следом понимание.
Он не возьмет. И не прочтет, если она напишет.
И… Это её проблема.
Как она и думала, это только её проблема.
На глаза снова навернулись слезы, Агата снова запрокинула голову.
В очередной раз рыдать не хотелось. Хотелось наконец-то вернуться в норму. Стать сильной. Не жалеть ни о чем. Не переживать ни о чем.
А на самом деле…
Хотелось просто в детство к маме. На речку. Плыть на середину, а оттуда махать рукой. Слышать громкое, слегка встревоженное: «Агатыш, ану давай к берегу!», смеяться заливисто, сначала делать вид, что как бы тонешь, а когда мама уже стоит по колено в воде, собираясь спасать, начинать грести в её сторону…
Почему она столько плавала, и ни разу вот там не утонула?
Где этот её сраный кирпич? Она готова, кажется…
Стирая слезы, Агата снова улыбнулась даже, смеясь над иронией, а потом застыла, чувствуя, как по позвоночнику ползет липкий страх, потому что…
В её замке проворачивается ключ.
Один.
Второй.
Третий.
Она не поменяла замки. Каждое утро просыпалась с мыслью, что надо, но не находила в себе сил. Не надеялась ни на что. Просто откладывала.
А теперь…
Четвертый.
Пятый.
Шестой.
Кто-то там, снаружи, один за другим…
Седьмой.
— Красиво жить не запретишь… Даже вскрывать не пришлось. Гостеприимно…
Первым Агата услышала незнакомый для себя мужской голос. Потом свист. Дальше…
— Меньше текста.
Костин… На секунду стало легче. Потом только хуже.
Потому что дальше шаги.
Он появляется в дверном проёме…
Смотрит на неё… Скользит от лица и до босых ног. А потом снова к лицу.
— Ну привет…
Произносит, кивая. Не ждет ответа. Приближается.
Красивый. Хищный. В костюме. Такой любимый. И отчаянно ненавистный.
Берет за подбородок, накрывает её губы своими.
Так, будто она позволяла. Прижимается, целует слишком сильно.
И только тут Агата опоминается.
Упирается в мужские плечи, толкает, выворачивается…
— Ты больной?
Шипит, скашивая взгляд, чувствуя, что ей становится физически плохо, но права показать это она не имеет. В дверном проеме стоит пришедший второй. Тот самый Гаврила.
Улыбается, глядя на неё, подмигивает снова… У Агаты перехватывает дыхание, к горлу снова тошнота.
— Я полицию вызову…
Она шепчет, возвращаясь взглядом к Косте. Который продолжает жрать её глазами. Зачем-то жрать. Смотрит так, словно оторваться сил нет. Потом же отступает, присаживается на её рабочий стол, поворачивает голову, смотрит на Гаврилу…
— Поможешь? — спрашивает что-то невразумительное для Агаты. Дожидается, пока Гаврила плечами передернет, потом снова посмотрит на Агату…
— Если дама не против…
Вроде как вопрос обращен к ней, но из Агаты сейчас не может вылететь ни единый звук. Она поражена. Абсолютно. Она ничего не понимает. Она в шоке…
— Дама не против.
За неё отвечает Костя. Хлопает себя по бедрам, встает, открывает один из верхних ящиков стола.
Бесцеремонно достает папку со всеми её документами, вываливает, берет в руки айди-карту, крутит…
— Извини, что трубку не взял. Подумал, лучше лично поздороваемся. — Говорит будто бы Агате, но разглядывая пластик.
Потом снова переводит глаза на неё, тянется за ножницами, подносит к документу, начинает перерезать…
— Ты правда больной…
Улыбается, будто она сейчас признала его гением, продолжает, пока её документ не уничтожен. Отбрасывает образовавшиеся бессмысленные куски, достает из кармана очень похожий. Или такой же.
Подходит, протягивает…
— Изучи. Полезно.
И пусть Агата не хочет брать ничего из его рук, но у неё не особо-то с выбором. В её доме два беспредельщика. А она с детства знает: мордой в пол — значит мордой в пол. И только так ты можешь выжить.
Когда её — холодные — пальцы встретились с Костиными — горячими, Агата вздрогнула. Вскинула взгляд, поймала его ответный.
Всё такой же. Темный. Жадный. Опасный. Без берегов. Без тормозов.
Взяла в руки, посмотрела, зажмурилась сначала, потом ещё раз…
— Это что? — спросила не потому, что надеялась получить вразумительный ответ, а просто… Это напоминало какой-то глючный сон.
— Это твой документ, Замочек. Поздравляю, что ли…
У неё в руках айди-карта. С тем фото, которое она делала для Кости на права. С её именем, датой рождения, отчеством, только фамилия…
— Это не смешно, Костя. — Агата сказала тише, Костя улыбнулся шире. Ему, судя по всему, хоть немного, но смешно.
Во всяком случае, достаточно, чтобы бросить сначала Гавриле:
— Ты там вытащи, что может понадобиться на первое время. Потом докупим всё. На твоё усмотрение. Агата выберет. — Кивая на её шкаф. Следить, как Гаврила открывает, начинает снимать рандомные шмотки, бросает на кровать…
Потом снова перевести взгляд на неё.
— А кто шутит, Агата? — спросить уже серьезно, наклониться. Смотреть в глаза. Не давая отвести ответный взгляд.
И в Костином читается слишком много, чтобы Агате не стало совсем страшно. Там плещется бескомпромиссное безумие.
— Поздравляю, родная! Ты теперь Гордеева. Моя жена. Соберешься сама или тоже нужна помощь?
Агата слышала и улавливала боковым зрением, что на кровать продолжают лететь вешалки. Это должно бы возмущать, но она будто потеряла такую способность. Смотрела в глаза Кости, обычно такие голубые, сейчас они были практически черными. И сам он… В сто раз опасней, чем тот, с которым она позволяла себе…
— Я никуда не поеду. Ты не имеешь права… — Агата мотнула головой, цепляясь пальцами в постель. Так, будто это могло помочь, если…
Костя заметил это движение. Усмехнулся снова, вернулся к глазам.
— Надо было думать прежде, чем связываться со мной, Агата. Надо было хотя бы что-то
