губам. Я так и не смог понять, отпивает она хоть малюсенький глоток или нет.
– Да. Хотела заказать тебе, но боялась, что он остынет. Тогда будет невкусно.
– Расскажи мне, куда ты уезжаешь. Мы же так и не общались нормально после…
После Хорватии, хочется сказать. А лучше будет – после встречи с Милой.
– Одна крупная строительная фирма открывает филиал в Питере. Я прошла собеседование. Иногда полезно поставить галочку в строке “готовность к переезду”.
– Значит, это не случайно?
– Ты же должен был понимать, что тебе предстоял выбор, Глеб. И он явно не в мою пользу. Я это знала, понимала. И приняла.
– Могла бы меня попросить помочь тебе в поиске. Но ты упорно все хотела сделать сама.
– Мне сейчас придется привыкать все делать самой.
– Рита, ты понимаешь, что всегда можешь мне позвонить, если потребуется помощь?
– Нет, Глеб, – она опустила свой взгляд. Голос тихий, усталый, – я делать так не буду. И ты понимаешь, что это наш с тобой последний разговор. Как бы мне не хотелось обратного.
– Мне жаль, Рита. Правда. Я прошу у тебя прощения. Я так и не стал твоим принцем. Или как ты меня называла?
– Ты им, получается, и не был. И не пытался им стать. Знаешь, я была уверена, что ты вернешься к Апраксиной. Даже удивлена, что мы с тобой так долго продержались.
Мила. Удар сердца слишком громкий, что заглушает на секунду все вокруг.
– Я не собирался возвращаться к Миле, – жесткая правда, что в момент обдает холодом.
– Ты зачитывался ее дневниками, всегда сравнивал меня с ней. Не ври хотя бы сейчас, Глеб. Это чувствовалось все. Женщина всегда такое чувствует.
– Прости, что прошла через это.
– Эти три с половиной года были лучшими. И я тебе благодарна за них.
Рита украдкой посматривает на часы. Время еще есть. Я собирался вызвать ей такси, чтобы то довезло ее до вокзала. Сам уже не хочу. Это лишнее. Так провожают своих любимый и родных. А Рита не та.
Она поднимается с места, я следом. Какие-то еще дурацкие воспоминания, слова прощания, извинения. Это все забудется спустя недели, может, месяцы, но мы упорно их говорим.
Я обнимаю ее и шепчу какие-то сладкие слова, что у нее все будет хорошо. Я в это верю. А потом заправляю выбившийся локон. Банальная забота о человеке, с которым у тебя общее прошлое, но нет будущего.
– Ты знаешь, а ты научила меня главному.
– Чему же? – удивленно вскидывает на меня взгляд, губы растянула в улыбке.
– Любить – не значит быть слабым. Сказать о любви – не быть слабаком. Только я понял это поздно. Теперь надо будет исправить все.
Рита просто кивает. Она прекрасно все поняла, кому мои слова любви будут сказаны. Но тактично молчит.
Она в момент меняется в лице. Призрак за моей спиной, которого Рита испугалась.
Холод исходит со спины, морозит взглядом. Ненависть, обида, презрение.
– Я смотрю тебе приглянулось это место, Глеб.
И потом чувствую сладкий шоколад.
Мила.
Как сцена из дурацкого фильма. Я дурак-актер, который не продумал, что главная героиня может приехать раньше и стать свидетелем лишней сцены. Она не предназначена для ее глаз. Но по закону подлости именно это и произошло.
Даже стало смешно, что это все происходит в реальности.
Рита стоит и не двигается. Слово вымолвить не может. Словно Апраксина ее пугает.
Глупые оправдания. Я понимаю, что просто нужно все Миле рассказать. От и до. Но это невозможно сделать в проходе между двумя столиками. Нельзя рассказывать свою историю при свидетелях. Да и время это займет. Я поэтому и хотел встречи отдельно. Чтобы мы тихо и спокойно все обсудили.
Но не вышло.
Мила гневается. А мне понятен ее гнев. Он о том, что ей не все равно. Как бы от меня не скрывалась, как бы не злилась, я ей нужен. Она мне нужна. Да, черт возьми, мы любим друг друга. Ну неужели сейчас эта глупая ситуация опять все изменит?
Даже смешно становится.
– Врешь! Не верю. Ты смотрел на нее как будто она шоколад. Ненавижу тебя, Навицкий. Всегда ненавидела. Ты просто…
Хочется слегка ее придушить, что бросается такими громкими словами, а потом зацеловать. Но в этом ведь вся Мила. Я выучил ее. Она вроде и изменилась, но стержень остался прежним. Когда эмоций становится слишком много, ее разрывает на мелкие части. Происходит микровзрыв, летят щепки.
Ее любовь она такая. До безумия нежная, до ожога страстная.
Мила пытается вырваться и убежать. Будет скрываться снова от меня и тихо плакать. А я не вынесу, если она еще проронит хоть слезинку из-за меня.
– Рита, ну скажи ты! – говорю на повышенных тонах. Ведь что стоит Рите сказать два-три слова. Банальное “он прав”. Но все бесполезно. Рита стоит и молча смотрит на Милку как на противную и мерзкую гусеницу.
Слова про развод звучат набатом. Поворачиваюсь к Миле и меня прошибает. Ток, пущенный сверху вниз.
Хочется бежать за ней, трясти за плечи, вытряхнуть эти мысли из ее головы.
А потом…
– Хм, знаешь, я было подумал, что ты правда желаешь мне счастья с другой. Это же о том, что любовь бывает безусловной. – Вскидываю строгий взгляд на Риту. А ее нет. Вместо нее расчетливая баба, с бесцветными глазами. Уголки ее губ направлены вниз. Больше нет симпатичной девушки, которую я ценил.
– Желаю, Навицкий. Но не с ней, – плюет она в сторону, где еще чувствовался любимый мною шоколад.
Подхожу к Рите медленно, маленькими шагами. Между нами метр.
– Рита, Рита. Свою роль ты отыграла. Молодец! И знаешь, ты права. Не звони мне больше. Никогда. Даже если тебе нужна будет помощь. И это действительно был наш с тобой последний разговор.
Ее глаза расширились, а рот приоткрывается. С ней я так никогда не говорил, такого она меня не знает. И ей страшно.
Последний взгляд на ту, что была моей равниной, и я выхожу из кафе.
Мила.
У ЗАГСА сразу замечаю Глеба. Внутри что-то екает. Он грустный. Облокотился на не самую чистую стену и так и стоит, понурив голову.
На секунду задумалась, может, к черту этот развод. Подойти бы сейчас, обнять, прижаться. А потом поцеловать. Снова ощутить его губы на своих. Прошло всего ничего с нашего последнего поцелуя, а я безумно по ним соскучилась. До какого-то сумасшествия.
Сегодня нет молодоженов, которым то и дело выкрикивали какие-то поздравления. Даже дорожка и
