в окно вышел. Но да, с годами стало спокойнее. Как вы и советовали, я стараюсь охватывать картину целиком и анализировать минувшие события с позиции того, кем являюсь сейчас. Не всегда получается отстраняться, но я пытаюсь.
― Хорошо. Думаю, этого вполне достаточно. Может быть, напоследок поделишься своими планами на будущее, Эрен? Ты сейчас о чём-нибудь мечтаешь?
― Пф… Не думаю, что лет, скажем, через пятьдесят это будет кому-то интересно услышать: у меня очень скучные мечты…
― Ты не обязан отвечать, если не хочешь. Но то, что важно для тебя, ― это не скучно и не смешно.
― Да нет же, скука смертная! Ведь я мечтаю жениться на девушке, которую люблю. Это не абстрактное понятие, если что, а конкретный человек. Мечтаю, чтобы у нас был уютный дом и сад с магнолиевыми деревьями. И детей с ней хочу. Двоих. Вот… Надеюсь, те, кто слушают это в будущем, не сломали себе челюсти от зевоты.
***
«Я совсем как мой батя: приехал на Парадиз, чтобы украсть себе кусочек Рая, ― размышлял Дементьев, куря на балконе спальни новой просторной квартиры. ― Правда, в отличие от него, я недолго пребывал в блаженстве…»
Александр Николаевич Дементьев преподавал в университете историю, а также занимался изучением происхождения некоторых иностранных языков, выделяя особое место элдийскому. В 1974-м году он посетил научную конференцию на Парадизе в качестве поощрения за добросовестную работу. Конечно, остров не являлся доступным местом для туризма советских граждан, но попасть туда было гораздо проще, чем в Европу или Америку: Элдия на тот момент была довольно отсталым государством с весьма традиционными ценностями и не навредила бы идеологическим установкам гостей. На конференции Александр Николаевич познакомился со своей будущей женой Лилиан, преподававшей славянские языки в Гуманитарном университете Сигансины. Это было ярко вспыхнувшее крепкое чувство между двумя родственными душами.
Спустя год бумажной волокиты и нервотрёпки Лилиан переехала в Ленинград, чтобы стать «Лилечкой» для любимого Александра и вскоре родила ему сына. С самого рождения Вадим рос в атмосфере двух культур и языков, мечтая когда-нибудь посетить родину матери, куда не было возможности выехать вплоть до 90-х годов.
Перестроечная юность наградила его любопытством и противоречиями. С одной стороны, он мечтал о чистой и светлой любви, как у отца с матерью, с другой ― жадно рвался познать все грани телесной чувственности, но стыдился своих желаний. В старшей школе Вадим начал встречаться со своей первой любовью Таней Ласточкиной ― воплощением собственного идеала женщины: нежная, кроткая и мудрая, с аристократическими чертами и копной роскошных светлых волос. Друзья завидовали ему и готовились гулять на свадьбе сразу после окончания школы.
Ютясь с молодой женой в коммунальной квартире, Вадим мечтал осыпать её дорогими подарками и обеспечить будущим детям безбедное существование. Совмещать учёбу в институте и торговлю на рынке было тяжело, но Дементьев постоянно искал новые способы заработать больше денег, даже нелегальные, и постепенно обзаводился весьма опасными связями. Первая попытка создать бизнес с нуля оказалась провальной и опустила его на самое дно отчаяния, но его ласточка ― его Таня ― всегда находила силы для них двоих и верила в мужа, даже когда не верили ни друзья, ни близкие. В эти серые дни обессиленный Вадим лежал головой на её коленях, вслушиваясь в тихие убаюкивающие песни, и его сердце разрывалось от любви: «Даже если у меня не останется ничего, она будет рядом. Я не очень-то верю в бескорыстную доброту, в дружбу на всю жизнь или политику, но её любовь ― моя религия. Это самое бесценное для бестолкового валенка, который больше ничем не дорожит».
1997-й год стал для Дементьева счастливым. Родилась дочка Оля, подарившая ему ещё одну причину вставать по утрам. Дела потихоньку шли в гору, в первую очередь из-за того, что Вадим сблизился со своим одногруппником Игорьком Тополёвым, который обожал деньги и «мутные схемки» даже сильнее, чем сам Вадим. Игорьку, правда, недоставало ума и такта, зато он был беспринципным пронырой, готовым на всё. Для него ничто не имело значения, кроме хруста купюр. Новый экономический строй сожрал его целиком, скверно переварил и выблевал где-то на обочине дороги между Питером и Москвой.
Накидавшись в баре виски, Игорёк превращался из перспективного бизнесмена в умудрённого жизнью философа и знатока людских душ.
— Самая святая женщина в твоей жизни — это мама. Остальные ― шкуры! Эгоистичные сучки, которые заботятся только о себе, им плевать на брак и на заботу о мужчине, ― утверждал он.
— Танюшка не такая.
― Но после родов, согласись, уже не торт? ― промямлил Тополёв, вытирая рукавом красного пиджака пролитый на стойку алкоголь.
― Игорь, если ещё раз вякнешь что-то про мою жену, я тебе рыло начищу, ― спокойным тоном попытался урезонить приятеля Дементьев.
― Слушай, прости меня, братан. ― Он сердечно приложил руку к груди. ― Но бабы, знаешь, абсолютно все имеют срок годности. Самые скоропортящиеся либо изначально страшненькие, либо хорошенькие и гулящие ― те, что быстро растрачивают себя направо и налево. Надо успеть полакомиться как можно бо́льшим количеством вторых.
Это звучало отвратительно и вульгарно. В двадцать один Вадиму не наскучила жена, а интимная жизнь была вполне приличной. Но гадкая и пленительная мысль о доступном теле, о раскрепощении, о свободе от оков приличия вспорола ниточки рассудка ржавым складным ножом. Он вдруг снова ощутил себя подростком с дрожащими коленями, подглядывающим в дверную щель за тем, как двоюродный брат смотрел «забугорную» порнографию на купленном у фарцовщиков видеомагнитофоне.
В начале нулевых жизнь Дементьева круто изменилась. Строительный бизнес, который он поднимал с приятелями, стремительно развивался и приносил солидный доход. Каждый год новый автомобиль, дорогие подарки родственникам, отдых за границей с семьёй и недвижимость в Италии ― он не отказывал себе ни в чём. Его мечта схватить судьбу за горло и по максимуму всё контролировать стала реальностью. Порой Таня замечала, что муж изменился: он и раньше имел властные замашки, но после того, как разбогател, это стало чуть ли не определяющей чертой в его отношениях с людьми. С ней он по-прежнему не был строг, Вадиму было не в чем упрекнуть жену, но семейная жизнь начинала приносить скуку.
Неизменную радость приносила лишь Оля. Сколько бы он ни баловал дочь, она оставалась неприхотливой, доброй и щедрой. Её ровесницы грезили о Барби, а Оля вздыхала по советскому резиновому попугайчику, которого нельзя было забрать из детского сада. Тогда Дементьев накупил целый ящик новых игрушек и передал их
