Джастин обреченно покачал головой, что-то пробормотав себе под нос.
— А потом, когда мама сказала, что не заберёт Итана, то я решила, что сама уйду от тебя, — продолжила свою исповедь, пока Джастин, прищурившись, сверлил меня своими глазами. — Потому что осознала, что не готова рассказать тебе правду, а объяснить отказ моей матери забирать якобы своего ребёнка иначе невозможно. Нужно было решиться либо всё выложить тебе, либо уйти от тебя. Я выбрала второе. Но Кайла меня опередила.
— Вот что тебя всё время мучило. Вот что стояло между нами, — тихо заключил он, покачав головой. — Я всё никак не мог понять, почему ты такая отрешенная, когда я сделал такой серьёзный шаг навстречу.
— Да. Я понимала, что после нового года мне придется уйти навсегда, потому что струсила открыться перед тобой. Подумала, что так будет лучше, ты вернёшься к Кайле и вы поженитесь. Что ж, в итоге всё так и есть, — горько усмехнулась я.
Джастин опустил голову, словно о чём-то размышлял. Некоторое время мы молчали, отчего мне было ещё более неловко. Старалась не разглядывать его, но всё же успела заметить, что у него появились синяки под глазами, черты лица немного заострились. Складывалось впечатление, что он мало спал и ел, много работал или читал, потому что глаза были покрасневшими.
— Откуда у тебя шрам внизу живота? — наконец заговорил он.
— Мне сделали кесарево из-за низкой родовой активности. Была угроза здоровья и жизни Итана и меня экстренно прооперировали, — пояснила я.
Джастин кивнул и опустил голову.
— Твоя мама опекун?
— Да. Когда он родился, то мама сразу оформила документы.
Он сидел практически не двигаясь, только изредка поглядывая на меня. А у меня было такое ощущение, что мне в горло вонзили тысячи иголок. Я хотела разрыдаться и броситься к нему в объятия и умолять простить меня. Но смирно сидела на месте, не позволяя себе подобных мыслей. Он занят. Он не мой. И я сама оттолкнула его.
Господи, это ж надо было быть такой идиоткой!
Но уже ничего не изменить и время вспять не повернуть.
— Прости меня, Джастин… — наконец прошептала я то, что мечтала произнести и хоть немного освободиться или почувствовать себя лучше. — Прости, что причинила боль. Прости, что соврала. Прости, что предала твоё доверие. Но ты должен знать, что я сделала это непреднамеренно и не хотела использовать тебя и твое расположение. Мне не нужны были твои деньги или в чём тебя там могли убедить. Я была абсолютно искренна в наших с тобой… отношениях, — я запнулась, думая можно ли назвать то, что было у нас отношениями. Джастин, прищурившись, не сводил с меня взгляда. — Я ожила рядом с тобой и почувствовала себя особенной. Понимаю, что всё это уже не имеет для тебя никакого значения, но я не играла с тобой и правда не хотела, чтобы всё так закончилось.
Потом я вспомнила, что у меня было всего одно фото, которое я хранила уже пять лет. Там я уже на приличном сроке, с сильно округлившимся животом стояла на фоне океана. Мы тогда с мамой сделали небольшую вылазку в Лос-Анджелес погулять, и она сфотографировала меня на закатном солнце. Тогда я приходила в себя после ухода Уолтера. Не знаю почему, но я очень любила это фото. Там я в белом платье, лиф которого выгодно подчеркивал мою грудь, а завышенная талия лишь подчеркивала моё интересное положение. От порыва ветра мои кудряшки почти закрывали лицо, но была видна моя счастливая улыбка. Одна рука покоилась на животе, а вторая пыталась убрать непослушные волосы с лица.
Потянулась за телефоном на журнальном столике и быстро нашла это фото.
— Это единственное фото, сохранившееся с моей беременности, — протянула ему телефон.
С минуту он молчал, разглядывая меня на экране телефона. Мне померещилось, что его взгляд стал невероятно мягким и ласкающим. Он словно наслаждался тем, что видел.
— Это всё или есть ещё что-то? — пронзительно посмотрел мне в глаза, словно молил о чём-то.
Но я всё ему рассказала.
— Вроде всё. Если честно, то в голове такой сумбур… Но я даже не знаю, что ещё сказать, — неуверенно пожала плечами.
Мой голос начал дрожать и от нервной дрожи, и от холода, и от стресса, и от его близости. Мне было нестерпимо больно без него. Он так рядом и так далеко.
— Точно? — уточнил он, положив телефон на журнальный столик.
Кивнула ему.
— Ясно. Хорошо. Я тогда пойду. Спасибо за правду. Запоздавшую правду, — отрывисто произнёс он и встал.
Поставил стул на место, положил мне на ноги халат, висевший на спинке дивана и, мельком глянув на меня, вышел из квартиры. В этот миг я поняла, что теперь точно всё кончено.
Внутри всё заледенело. Слёзы градом хлынули из глаз, и я начала задыхаться. Я буквально умирала. Сердце ныло и нещадно лупило в груди. Он ушёл. Навсегда. Надела халат и, повинуясь порыву, рванула к двери. Открыв её, увидела его удаляющийся силуэт.
— Джастин! — истерически заорала я. Он тут же замер. — Джастин… — глотая слёзы, я схватилась за ручку двери и пыталась устоять. Я не могла и слова произнести. Рыдания были такими мощными, что мне только и оставалось всхлипывать и трястись от истерики. — Джастин… — звуки из моего рта были больше похожи на кваканье, чем на человеческий голос. Он резко развернулся и устремил на меня взволнованный взгляд. Нас разделяло около трёх метров, но я не могла и на миллиметр сдвинуться. Я теряла его, теряла себя, теряла связь с этой жизнью. Я больше не могла жить без него. Я не справлялась. Я жалкая и слабая. — Джастин, прости… — сквозь всхлипывания выдавила из себя. Слёзы мешали разглядеть его лицо. Всё было размыто и плыло. — Джастин… Я люблю тебя… — прошептала и ноги подкосились. Прислонившись плечом к двери, начала сползать. Я проваливалась сквозь зыбучие пески. Я сдалась. Я больше не могла. Просто не могла. — Джастин… я люблю тебя… — одними губами произнесла, как вдруг меня подхватили крепкие руки и рывком подняли с пола. В нос ударил его запах, но я ничего не видела.
— Ну наконец-то ты это сказала, — прохрипел он, оторвав от пола и прижав меня к себе.
Я не соображала ровным счётом ничего. Ревела навзрыд, хватая ртом воздух.
— Джастин… Я виновата… Я люблю… — сил не было. Я повисла в воздухе, прижатая к его мощному телу. Услышала звук закрывающейся двери.
— Тише, Крошка, я здесь, — тихим и спокойным тембром произнёс он, пока куда-то нёс моё тело.
— Джастин… прости… — я уже то ли рычала, то ли кричала. Всё тело пульсировало от боли. Меня трясло так, что зубы стучали друг о друга. — Джастин… Джастин… Я люблю тебя… Джастин… прости…
Он усадил меня на стол, встал между моих ног и крепко прижал к своей мощной груди.
— Я здесь. Я всегда рядом, Крошка. Тише. Ты слышишь меня? — с напором прохрипел он, но в его интонации сквозил трепет и отчаяние.
— Ты не мой… Джастин… Нельзя… Ты занят… Прости… — уткнувшись носом в его толстовку, тряслась в рыданиях. Руки безвольно лежали на коленях, его ладонь крепко прижимала мою голову к себе.
— Я твой, Крошка. Я только твой. Больше нет никакой Кайлы, помолвки, свадьбы. Есть только мы. Слышишь меня? — он отлепил мою голову, которая вообще не держалась, как в первый день знакомства, и обхватил ладонями моё лицо. — Я твой, Крошка. Умоляю, успокойся. Я здесь.
В мозг с трудом проникли его слова и, облизнув солёные от слёз губы, попыталась сосредоточиться на его лице. Джастин смотрел на меня, как на свой любимый праздник.
Он ушёл от Кайлы? Несмотря на мою ложь?!
— Прости меня… — одними губами произнесла, и новая волна накрыла меня, что я начала стонать от боли и задыхаться.
— Господи боже, Крошка. Иди сюда, — он прижал меня к себе вплотную, его ладонь зарылась мне в волосы и нежно массировала голову, потом проходилась по волосам и снова массировала. Снова и снова.
— Тише, Крошка. Ради всего святого перестань терзать себя. Я простил. Всё позади. Я здесь. С тобой. Я пришёл за тобой, Мишель. Слышишь меня? Без тебя и Итана я отсюда не уйду. Я всегда буду рядом с вами, Крошка. Я никуда не уйду, — размеренно шептал он, а я завыла от облегчения или отчаяния.
