Я поднимаю голову.
— Да?
— Да, так что вам лучше пойти со мной, — она собирается уходить.
Я смотрю на отца.
— Подожду здесь, — говорит он.
«Спасибо», — одними губами говорю я ему. Он ободряюще улыбается мне.
Я не отстаю от доктора ПакКард.
— Как она?
Доктор смотрит на меня.
— Лучше. Уже разговаривает. Забавно, однако, что когда я сказала Мие, что ее ждет сводный брат, она ответила, что у нее нет сводного брата. Что у нее, на самом деле, нет родных, — она скользит взглядом по мне.
Я смущенно улыбаюсь.
— Все сложно, — пожимаю плечами.
— Как и сама жизнь. — Она останавливается у двери. — Мия здесь. Джордан, я очень серьезно поговорила с ней, и, принимая во внимание ее проблему, считаю, что будет лучше, если ты ей ничего не скажешь.
— Вы имеете в виду, не говорить ей, что я знаю о булимии?
— Да. Позволь ей рассказать — уверена, она так и сделает. Она осведомлена о проблеме, но также столкнулась с шоком осознания. Ее расстраивает этот факт. А я не хочу, чтобы она была расстроена еще больше, чем сейчас.
Я киваю.
— Понял вас, доктор. Сделаю все, что в моих силах, чтобы ей помочь.
Она улыбается.
— Да, я это вижу.
Я поворачиваюсь к двери.
— Джордан.
Оглядываясь через плечо, смотрю на нее.
— Возможно, ты захочешь стереть кровь с рук, прежде чем войдешь.
Я смотрю на руки. По ним размазана эта гребаная кровь.
— Черт, да.
Из кармана она достает носовой платок, затем подходит к фонтанчику с водой, расположенному чуть дальше в холле. Нажимает на кран и смачивает платок, а затем подает этот платок мне.
— Спасибо, — беру его и вытираю кровь с костяшек пальцев, а затем отдаю ей.
— Все в порядке, — поднимает она руки и улыбается. — Оставь его себе.
Я слегка смеюсь.
— Спасибо, — засовываю платок в свой карман. Глубоко вздохнув, открываю дверь и вхожу в палату Мии.
Мия
Один взгляд на Джордана, и я все понимаю.
Я больше не могу быть с ним. Не потому, что не люблю –я люблю — а потому, что когда я смотрю на него, то вижу только мамино предательство. Она захотела растить его, а не меня.
Мне больно быть рядом с ним.
Не хочу обижаться на Джордана из-за того, что у него есть все, что должно быть моим. Это не его вина — все то, что моя мама сделала, не было его виной. Моя рациональная часть знает это, но не может изменить те чувства, что я испытываю. Она хотела его. Не меня.
Я могу понять почему. Он такой красивый, удивительный человек. Освещает все вокруг. Он — намного лучше, чем я.
И заслуживает больше, чем я когда-либо смогу ему дать. Он заслуживает кого-то лучше меня.
Я же сломана. Повреждена.
Доктор ПакКард думает, что меня можно починить. Я же не так уверена. Посмотрите на меня — где я оказалась. Что я с собой сделала.
Опустилась на самое дно. И сейчас мне нужно понять, смогу ли я выкарабкаться, но это мне нужно сделать без Джордана.
— Привет, — говорит он, закрывая за собой дверь.
— Привет.
Я знала его очень короткое время, но этот промежуток времени кажется теперь таким долгим. Складывается ощущение, будто я его знала всегда. Для меня будет тяжело никогда не видеть его. Тяжелее, чем когда я жила с Оливером. Тяжелее, чем когда ушла от Форбса. Тяжелее, чем борьба с моей болезнью.
Джордан усаживается на стул рядом с кроватью. Тот, который недавно занимала доктор ПакКард в течение часа беседы со мной о болезни. Я не стала глубоко вдаваться в подробности о моей проблеме с едой, но было трудно избегать разговора про булимию, поскольку разговор был чисто профессиональным. И она все знала. Я пыталась сначала это отрицать, но она увидела все признаки.
После моего признания — она была первой, кому я вообще рассказала, — о том, как много я ела и о последующем выведении еды из организма; о том, что все это происходит уже десять лет, — она сказала мне то, что я уже знала. О вреде для моего организма, о возможных проблемах с печенью и о почечной недостаточности. О большой смертности.
Вы, наверное, уже подумали, что знание обо всех этих вещах остановило бы меня давным-давно, но я не желала о них думать. Я хотела остановить боль, и на некоторое время это помогало. И, может, если копнуть глубже, я действительно хотела умереть.
Но после моего пребывания здесь, после разговора с доктором ПакКард…. И особенно после времени, проведенного вместе с Джорданом, я поняла, что все, чего хочу — это жить и быть счастливой.
И чтобы это сделать, мне понадобится помощь.
Доктор ПакКард также сказала мне о специальной клинике, где могут мне помочь. Она отправит меня к ним, но для лучшей работы я должна захотеть выздороветь — захотеть стать лучше.
И я хочу. Я готова стать лучше. Мне нужно стать лучше.
Сейчас доктор ПакКард звонит в клинику, чтобы узнать, есть ли у них свободное место для меня, поэтому мне остается сказать Джордану, что я ухожу.
— Как ты? — спрашивает он нежным голосом.
— Хорошо,— я смотрю на него. Его глаза — темные, глубокие и ищущие — не отрываются от моего лица.
Так больно на него смотреть. Каждый раз я теряюсь из-за любви, которую к нему чувствую, и из-за прошлого, которое он олицетворяет. Прошлое, которое должно было быть моим.
Смотрю вниз на свои пальцы, которые гладят рисунок на одеяле.
— Джордан… мне нужно извиниться за то, какой ты нашел меня в той комнате в мотеле.
— Я собираюсь остановить тебя прямо сейчас. Ты ни за что не должна извинятся. Я рад, что нашел тебя, и что ты в порядке,— его пальцы теребят край футболки. — Я — тот, кто должен извиняться, малыш. Ты бы не пошла туда в одиночестве, если бы я ничего не утаил. — Он проводит руками по волосам, вздыхая. — Боже, мне так жаль, что я не рассказал о своей маме.., — он останавливается.
Его мама. Точно, она была его мамой.
Он смотрит на меня. Его взгляд наполнен извинениями и сожалениями. Он сочувствует мне.
Жалеет.
Ненавижу жалость.
— Я просто… — выдыхает он. — Должен был сказать тебе о том, что Белль была Анной… и твоей матерью, — подчеркивает он. Его голос глубок и низок.
Я отворачиваюсь и смотрю в окно.
— Уже не важно.
— Нет, важно. И я хочу, чтобы ты знала, как мне жаль… за все. Знаю, ты мне не веришь, но я бы никогда не сделал что-нибудь, что причинит тебе боль. Я просто боялся сказать тебе правду. Боялся, что когда я это сделаю, то потеряю тебя, — он проводит пальцем по моей руке.
