Александр поперхнулся.
— Да, конечно… Я сообщу вам, когда она проснется. Но вам придется подняться к ней…
Мистер Нилл, содрогнувшись, все понял.
— Я должен сообщить эту страшную весть Клуиз. Это наша единственная дочь… Я хочу, чтобы вы присутствовали.
Александр кивнул, не понимая почему.
Мистер Нилл попросил мажордома по внутреннему селектору пригласить Клуиз в его кабинет.
Едва войдя, она почувствовала, что воздух этой комнаты насыщен чем-то страшным. Она поцеловала в висок Александра, он едва коснулся поцелуем ее руки.
Она стояла не двигаясь, ожидая.
— Видишь ли, дорогая, жизнь так странно устроена…
— Что случилось? — спросила охрипшим голосом Клуиз.
— Юджиния, моя маленькая девочка, страшно больна.
— Александр? — Ее глаза, расширившись, смотрели в его.
Он повернул голову к мистеру Ниллу.
— Говорите. Вы член семьи…
— У нее… лейкемия.
— Лейке… — Она стояла, невероятно выпрямившись, и вдруг, потеряв сознание, как пораженное громом дерево, стала падать на пол. Александр едва успел поймать ее — падающую. Иначе выточенное лицо разбилось бы об пол.
Он перенес ее на диван. Мистер Нилл сразу нажал кнопку помощи.
В доме возникло движение, забегали слуги. Страшная весть разнеслась мгновенно. Спустя какое-то время Клуиз пришла в себя, и Александр вышел из кабинета, оставив их вдвоем.
Всю ночь мистер Нилл и Клуиз провели у постели Юджинии. Александр почти с рассветом ушел прилечь в кабинет. Вечером им нужно было лететь в Нью-Йорк. Он чувствовал, что еще раз, может, два и доктор Мортон запретит эти изнуряющие, но такие важные для Юджинии полеты домой.
Во время завтрака мистер Нилл пришел к Александру на кухню и попросил себе… чаю.
— Что дальше? — спросил он, глядя воспаленными глазами на Александра.
— Летим в Нью-Йорк вечером — завтра начинается новая неделя химиотерапии. Я не знаю, как она это выносит…
Он закусил губу.
— Я полечу с вами, вдруг я смогу чем-то помочь. На чем вы летите? Вам нужен самолет? В каком отеле вы остановились? Удобно ли там моей дочери?
Мистер Нилл говорил, не останавливаясь, не слушая ответов. Потом остановился:
— Я хочу, чтобы вы мне дали имена и телефоны всех врачей, которые имеют отношение к болезни Юджинии. Поймите меня правильно — вы все-таки новый человек в этой стране…
— И многого не знаю, — закончил фразу Александр. Он понял, что с него снимают то, что ему было так необходимо.
— Я хочу, чтобы вы по-прежнему постоянно были рядом с Юджинией. Она вас любит, и, главное, вы единственный, в кого она совершенно, полностью верит: что вы ей сможете помочь. И я хочу — чтобы эта вера в ней жила. Вы и я… обязаны…
Влага выступила в глазах мистера Нилла. И он высоко поднял чашку с чаем, чтобы закрыть свое лицо от Александра.
Вечером, в отеле, Юджиния заснула в объятиях мужа, говоря, как ей жалко папу: он так переживает.
Мистер Нилл и Клуиз не спали полночи этажом выше.
В четыре часа дня, когда Юджиния приходила в себя в своей палате после пункции и наркоза, все трое собрались на совет в кабинете доктора Мортона.
— Мистер Нилл, миссис Нилл, доктор Мортон, — представил Александр.
Разговор продолжался в течение получаса, после чего мистер Нилл попросил оставить их вдвоем.
Чем находиться на том этаже, где больные, Александр пригласил Клуиз в бар. Где он теперь часто бывал.
Они опустились за стойку бара и заказали коктейли.
— Я в полном шоке, — сказала Клуиз. Несмотря на вид Клуиз из-за бессонной ночи, все
посетители бара повернулись к ней.
Александру было не до выяснений отношений.
— Что будем делать, Саша? — спросила она. Он вздрогнул, Клуиз первый раз называла его так.
— Не знаю. — Он выпил залпом, до дна. — Совсем не знаю.
— Но ты будешь что-то делать, я уверена.
— Естественно.
— И первый шаг?
— Я жду, как на нее будут действовать швейцарские экспериментальные препараты.
— А потом…
— Скорее всего — в швейцарскую клинику.
— Ты веришь в Европу больше, чем в Америку?
— Смотря в чем.
— Мемориальный Слоун — лучший раковый центр мира. Пациенты мечтают попасть сюда…
— Знаю, знаю… — он сделал знак бармену. — Но пока ее состояние заметно ухудшилось, мне больно смотреть на нее. И еще больней — что моя белочка никогда не жалуется.
Он разом выпил поставленный новый бокал. И показал: еще.
— Я хочу, чтобы ты знал: любая помощь, которая нужна тебе, в любое время суток, я прилечу в любое место, точку мира, чтобы помочь тебе. И Юджинии… Я хочу, чтобы ты рассчитывал на меня, как на alter ego, второго себя. Хочу, чтобы ты знал, что я буду существовать только для тебя. И ни для кого больше.
Он взял ее руку и, задумавшись, поцеловал. Она была необычная женщина… В чем-то.
Бармен поймал его взгляд. И беспрекословно подчинился.
— У меня большие связи в Европе со старых времен… — продолжала Клуиз, — малейшее твое желание будет выполнено, немедленно.
Александр взял новый бокал и, несмотря на Клуиз, выпил. Наконец боль стала притупляться.
Клуиз положила свою руку на его руку. И погладила, кожу — кожей.
— Чем я могу помочь сейчас?
— Я не хочу, чтобы мистер Нилл мешал мне.
— Я возьму Деминга на себя. Хотя это его дочь… Впрочем, я понимаю, что сейчас она верит только в тебя… Ты должен что-то сделать.
— Я сделаю все, что в нечеловеческих силах. Но мне нужно время. Я консультируюсь со многими людьми и звоню по всему миру. В горной части России мне должны добыть смолу, которая… Но мне нужно время. А его мне не хватает, его мне никто не дает… Совсем чуть-чуть.
— Я буду твоей правой рукой. И левой… Скажи только, что нужно делать. Распоряжайся мной, как… Юджинией.
Александр невольно улыбнулся и взял бокал. Клуиз подняла свой, и они коснулись друг друга — бокалами.
— За наш союз, — сказала Клуиз, и они выпили, она медленно, он быстро.
Надоедливый взгляд бородатого мужика на его леди начинал раздражать Александра. Он посмотрел мужику в глаза, надавил взглядом и нетерпеливо сделал отмахивающий жест ладонью, чтобы он отвернулся. И, как ни странно, тот отвернулся. Александр готов был уже встать. Ему нужна была разряда. Он искал разрядки… И драка была как нельзя в руку.
Рука Клуиз опустилась на его кисть.
— Ничего страшного. Я привыкла. Александр сначала не понял. Он мигнул бармену.
И только тут до него дошло:
— Вы становитесь весьма наблюдательной.
— Учусь у своих молодых родственников.
— Это кто же?
